Елена Мариничева

— С другой стороны тоже стреляют, — огрызается Валера.
— Стреляют, — соглашается Нина. — Только ведь вы об этом тоже не говорите. Будто вас это не касается. Хотя давно следовало определиться, с какой вы стороны. Привыкли всю жизнь прятаться. Привыкли, что вы ни при чём, что за вас всегда кто-то всё решит, что кто-то всё порешает. А вот не решит, не порешает. Не в этот раз. Потому что вы тоже всё видели и всё знали. Но молчали и не говорили. Судить вас за это, конечно, не будут, но и на благодарную память потомков можете не рассчитывать. Короче, — говорит Нина и решительно поднимается, — не тешьте себя иллюзиями, отвечать будут все. И хуже всего будет тем, кто отвечать не привык.

Странное время: никого невозможно удержать, ни за кого невозможно удержаться.

Экран компа на столе перемотан скотчем, скотчем же к стеклу прилеплен календарик за прошлый год. Стаканчик с монетами и канцелярскими кнопками, калькулятор, несколько профсоюзных газет: на таком рабочем месте тяжело любить клиента

Вдалеке, в другом углу, на стуле сидит дедок. Зелёное женское пальто, размокшая ушанка. Стул принёс, по-видимому, из дома. Держит на руках какие-то перемотанные подушки. Каждый, убегая, что-то с собой тащил, он вот, похоже, решил, что без подушек отправляться куда-то не имеет никакого смысла

И когда ожидания становится слишком много, так много, что от него начинает болеть сердце, из-за угла на привокзальную вываливается танк – грязный, зелёный, с привязанными сзади бревнами, с тремя пассажирами наверху

И флаг на башне тёмный и выпачканный, как бинт, который долго прикладывали к открытой ране

Странное время: никого невозможно удержать, ни за кого невозможно удержаться

Лучше всего он себя чувствовал на той полутысяче метров, которую нужно было пройти от дома до здания школы.

Каждый сам себе решает, что делать, с кем быть. Каждый сам за себя, думает Паша и плотнее кутается в куртку – от густого тумана, от сумерек, обступающих вокзал, от взрывов, снова начинающих греметь где- то за высотками

Стоят, ждут своей очереди: живым не останется никто