Екатерина Соболь

как следует размахнулся, но за сантиметр до цели камень дернуло в сторону, он вылетел у Ларри из руки и плюхнулся в воду. Несколько камней на речном берегу подкатились друг к другу и собрались в маленького нескладного человечка — крохотную копию монстра, которого Ларри видел в компании остальных.
— Ужасно глупый мальчик, — гневно простучал человечек, поставив крохотную ступню-камешек на какую-то щепку. — Никто не будет ломать сам себе кости моими камнями. Я не разрешаю.

Ларри резко встал и шагнул в реку. Ноги охватило холодом, но он упрямо шел — надо же, как глубоко. Вода дошла до плеч, и монструм растекся за плечами темной кляксой, мягко обхватив за шею сзади.
— Куда полез? — дробно простучал каменный человечек.
— Не даете сделать лодку? Доберусь так, — огрызнулся Ларри

настоящее одиночество – это когда ты рядом с людьми, которые даже смотреть на тебя не хотят.

Медленная, неуклюжая победа – это почти поражение.

лучший герой способен сделать героями и других, хотя бы ненадолго.

– Мне надо отдохнуть, – сказал он, прикрывая глаза запястьем. – Я больше не могу.

– Можешь. Отец говорил, что…

– Странника ради, замолчи. Надоело слушать пересказ книги «Сборник лучших изречений моего отца».

– Нет такой книги.

Эдвард убрал руку с лица.

– Как и слова «шутка» в твоем словаре.

«Давай верь после этого людям, – шепнул огонь. – Ты еще поймешь, что я был прав: лучше всего быть одному».

– Заткнись, – пробормотал Генри.

– Да я еще даже не заговорила, – сказала Джоанна, поравнявшись с ним. – Знаешь, буду откровенна: я терпеть тебя не могу и получила бы огромное наслаждение, услышав хруст твоих шейных позвонков.

за полчаса Нил этот лист и понюхал, и лизнул, и говорил с ним, повторяя, что хочет узнать его тайны, и золотой пыльцой на него сыпал – ничего

встрял Нил, просто чтобы посмотреть, как Кадет поморщится.

Девушка так внимательно наблюдала за его руками, что его не оставляло чувство, будто он делает все правильно. Он ведь никогда еще не принимал настоящих решений. Ну то есть ему просто приходило в голову что-то, что он считал неплохой идеей, но момент размышлений он всегда сокращал до предела, чтобы в случае чего сказать самому себе, что не виноват