Аравинд Адига

Да, Ашок! Теперь меня так зовут. Ашок Шарма,

И все это принадлежит мне, Мунне, рожденному быть кондитером

Революция в Индии?

Нет, сэр, этого не случится. Люди ждут, что придет кто-то — из джунглей, с гор, из Китая, из Пакистана — и освободит их. Но такого никогда не случится. Каждый сам творит свою революцию.

Разве я не живой пример перемен, меняющих облик этой страны? Разве моя борьба не увенчалась успехом? Ведь я все сделал, только бы не повторить ошибок отца, не слиться с черным илом Ганга, поглотившим бесчисленные тела. Да, спору нет, убивать нехорошо. Насчет этого сомнений быть не может. Убийство омрачило мне душу, заляпало руки грязью, никакой отбеливающий крем не поможет.

Но разве заметные фигуры вроде нашего премьер-министра так уж безгрешны? (А сами-то вы, господин Цзябао, положа руку на сердце, никого не порешили, пока карабкались наверх?) Самым массовым убийцам ставят памятники у Парламента в Дели — только мне слава ни к чему У меня скромные запросы: выбиться в люди и жить по-человечески. А для этого шагать по трупам не надо, убил раз — и хватит.

Только есть у меня предчувствие, что даже недвижимость не заинтересует меня надолго. Пожалуй, три-четыре года поторгую квартирами и переключу скорость. Заработаю побольше денег и открою школу — с преподаванием на английском — для бангалорских детей из бедных семей.

Понимаете, порой мне кажется, меня никогда не поймают. Ведь Петушиной Клетке самой нужно, чтобы люди вроде меня время от времени вырывались на свободу, а хозяева вроде мистера Ашока — при всех своих достоинствах, он все-таки был ненастоящий хозяин — уступали им дорогу, уходили в тень.

Я добился своего! Я вырвался из Клетки!

Но другой раз стоит кому-нибудь на улице произнести «Балрам», как я у всех на виду невольно оборачиваюсь и потом не могу отделаться от мысли:

Я себя выдал.

завязанной петлей вокруг крана. А затем вернулись в гостиную, к уже поджидавшему их гвоздю вечерней программы — кхиру с миндалем.

провозгласил мистер Анантха Муртхи, когда на столе появилось pièce de résistance[19] этого вечера — пышные североиндийские хлебцы роти с пастой чили внутри