Марцин Виха

твои глаза должны быть на уровне детских глаз.

писал поэт Кавафис:

Для некоторых наступает день,
когда они говорят или великое ДА,
или великое НЕТ

Искусство писать пером подобно фехтованию или танцу. Толщина линии меняется в зависимости от наклона пера и угла наступления. Атака. Шаг назад (за пером тянется дугообразный след). Прыжок. Элегантный разворот.

любовь способна победить болезнь.

В машине «скорой помощи» не нужно пристегивать ремни. Логично — ведь худшее уже произошло.

— Будет война, — отвечает украинка. — Вы здесь не знаете русских.

Но предметы готовились к борьбе. Намеревались сопротивляться. Моя мать готовилась к борьбе.

— Что ты со всем этим будешь делать?

Многие задают этот вопрос. Мы не исчезнем бесследно. А даже если исчезнем, то останутся наши вещи — пыльные баррикады.

— Но ты не умрешь? — как-то раз спросил я.

— Умру. Все умрут.

— Но ты не умрешь?

— Умру, но только тогда, когда уже не буду тебе нужна.

Мне было пять лет, и поначалу я счел такой ответ удовлетворительным. Переговоры по вопросу смерти — не из легких. Как говорят профсоюзные деятели, я добился максимума из того, что было возможно в данной ситуации. Лишь спустя время я понял, что она поставила мне условие. «Только тогда, когда уже не буду тебе нужна». Ненужная — отмирала. Стопроцентная еврейская мать.

Мамины родители всю войну прожили в России. Оттуда бабушка привезла поваренную книгу в коричневой обложке. Во время какого-то ремонта на обложке появились отметины в виде белых капель краски, отчего она стала напоминать испорченную мебель.

Странная книга с цитатой вождя на фронтисписе и цветными фотографиями. От иллюстраций невозможно было оторваться. Сказки братьев Гримм для новых поколений.

Отборные овощи и фрукты. Консервированный горошек. Колбасы. Куры. Поросята. Трепещущие цветы из майонеза. Банки с рыбой (на заднем плане парусник борется с волной — привет морякам рыболовного флота).

Скульптуры из колбас. Колоннады из сосисок. Барельефы из винограда. Помпезность московского метро в продуктовом эквиваленте.

Самыми красивыми были бутылки с алкоголем. На размытых фотографиях дорисовали этикетки. Названия я позже встретил в поэме «Москва–Петушки». Сердце сжимается, когда Венечка умоляет, чтобы ему продали херес.

— А херес?

— А хересу нет.

— Интересно. Вымя есть, а хересу нет!

— Оч-ч-чень интересно. Да. Хересу — нет. А вымя — есть.

Несчастный Одиссей среди продукции советской алкогольной промышленности.

Мы пошли с родителями на какой-то исторический фильм — что-то о сталинизме, эпохе «ошибок и заблуждений».

— А сегодня тоже так могут? — спросил я после сеанса.

— Нет, — успокоил меня отец и после паузы добавил: — Придумают что-нибудь новенькое.

И захохотал, потому что за устрашение в нашей семье отвечал не он.