Дерек Джармен

Вчера вечером в кухонной стене появилось новое окно. Я ужинал, глядя на атомную электростанцию, сверкающую под звездным небом и оранжевой луной. Вавилон двадцатого века, огромный, сияющий лайнер, выброшенный на берег в пустыне.

Слепящее узорное золото погружено в уважительный полумрак

Единственный человек из всех с обаятельным, взволнованным лицом.

лепящее узорное золото погружено в уважительный полумрак

Даже если инсталляция — плохое искусство, она приводит к хорошим результатам, провоцируя, но не обманывая аудиторию.

16-е, суббота. сентябрь 1989

Бессонная ночь. Уснул на рассвете, когда солнце окрасило комнату в розоватый цвет. Над болотами стояла полная луна, белая в бледно-голубом небе.
Лихорадка вызывает глубокую, почти приятную вялость. Спринг вчера заметил, что я необычно спокоен; кажется странным волноваться.
Четыре года назад я бы долго не раздумывал, а просто пошел бы к доктору и взял рецепт. Сейчас, по-моему, лучше жить без антибиотиков; мне почти стыдно отправляться в клинику Коблера, тратя на это драгоценное время.
Я отказываюсь верить в собственную смерть или в статистику, которая окружает современный мир, словно шиповник — спящую принцессу. Я всю жизнь никуда не вписывался, так почему должен паниковать сейчас?
Когда доктор впервые сказала, что у меня положительный анализ на ВИЧ, она была расстроена больше, чем я. Поначалу это не доходило до сознания — потребовались недели. Я думал: это неправда — и лишь потом осознал всю чудовищность случившегося. Я вновь оказался в углу, теперь навсегда. Скоро это стало образом жизни. Когда светило солнце, становилось невыносимо. Я молчал, я решил быть стоиком. Это шанс повзрослеть. Хотя вполне мог бы плакать. Я шел по солнечной Чаринг-Кросс-роуд, и все вокруг были в таком блаженном неведении. Пока все хорошо.
Представление о том, что осознание собственного умирания обостряет ощущение жизни, ошибочно. Все как раз наоборот. Жизни остается меньше. Я не могу отдавать чему бы то ни было сто процентов внимания — часть меня думает о собственном здоровье.

Драко сказал, что ребенком он видел, как из куколки появляется прекрасная синяя стрекоза; он долго смотрел, как она расправляет крылья, а потом, когда наконец стрекоза решила взлететь, с неба спикировала птица и схватила ее. Воспоминание об этом ужасает его до сих пор.

Как бы я ни старался, мне крайне сложно устанавливать контакт с другими, не говоря уже о самом себе. Было ли когда-нибудь иначе? Был ли у меня дар, или же я перенес в фильмы свои попытки это доказать?

Ричард рассказал, как о его окно билась влетевшая пчела. Утром она лежала на подоконнике полумертвая. Он налил рядом немного воды. Она не пошевелилась. Тогда он капнул меда. Длинный хоботок развернулся, и через десять минут весь мед исчез. Пчела стала блестящей, ярко-черной, глаза замерцали, и внезапно она стрелой умчалась в солнечный день.
Назад, домой, к моему саду.

Томас Мор, любивший это растение, писал: «Что до розмарина, я позволил ему украсить собой все стены сада, но не потому, что его любят пчелы, а потому, что это растение, посвященное воспоминаниям, а значит, дружбе. Если у кого-то есть веточка, все ясно без слов».
Растение было частью букета Офелии: «Вот розмарин — это для памятливости». Позолоченный и украшенный лентами, он появлялся на свадьбах, а также его ветку вкладывали в руки мертвым.
По легенде, эти цветы были белыми до того дня, как Дева Мария решила высушить на кустах свое одеяние, окрасив их в небесно-голубой оттенок.
«Где цветет розмарин, там правят женщины». Много лет назад на острове Патмос старушка, на чьей крыше я спал, выстирала для меня одежду и надушила ее диким розмарином, собранным в холмах. В древней Греции молодые люди носили в волосах венки из розмарина, чтобы стимулировать ум; возможно, симпосии тоже были пропитаны ароматом этих цветов.

Весь этот белый, унаследованный от спорта — sportif. Белый — по контрасту с зеленью спортивных площадок. Заметьте, белый и зеленый снова вместе. Этот белый требует от вас постоянного самоконтроля — нельзя пролить напиток или запачкать девственночистую ткань. Сейчас только идиоты или очень богатые люди носят белое, в белом вы никогда не смешаетесь с толпой, белый — цвет одиночества. Он вызывает отвращение у обычных людей, имеет привкус паранойи, от чего мы защищаемся? Отбеливать — тяжелая работа.