Тара Вестовер

Отец жил в постоянном страхе перед временем. Он чувствовал, что время его преследует. Я ощущала его страх в тревожных взглядах, которые он бросал на солнце, двигавшееся по небу, в той опаске, с какой он брался за каждую трубу.

Любопытство пробудилось. Семя упало на добрую почву. Время и скука – вот все, что было нужно, чтобы оно проросло. Порой, вытаскивая медь из радиатора или швыряя тяжеленный кусок стали в корзину, я представляла себе классы, где теперь проводит свои дни Тайлер.

Но когда заиграла Мэри, полились совершенно другие звуки. Это была вода, это был воздух. Это был камень – и тут же ветер.

Рядом сидел Шон. Я смотрела на него, но не видела. Я не знала, кого вижу, кто совершил этот жестокий акт сочувствия. Мне хотелось, чтобы это был мой отец, такой, каким я желала его видеть, мой защитник, настоящий чемпион, человек, который ни за что не поехал бы вместе со мной в бурю, а если бы я пострадала, сделал бы все, чтобы меня вылечить.

Всю жизнь инстинкт учил меня одному: полагаться всегда только на себя.

Этот момент стал главным в воспоминании о том вечере – и о многих других подобных вечерах на протяжении десяти лет. В воспоминаниях я вижу себя непоколебимой и твердой, словно камень. Поначалу я просто верила в это, но однажды это стало правдой. Я смогла говорить о себе безо лжи. И это не влияло на меня. Он не влиял на меня, потому что повлиять на меня было невозможно. Я не понимала, насколько болезненной была правда. Я подкосила себя. Несмотря на всю одержимость последствиями того вечера, я неправильно поняла важнейшую истину: это не повлияло на меня, потому что так было всегда.

до сих пор не знала, что он хотел сказать, но поняла одно: я могу доверять себе. Во мне есть нечто такое, что было в пророках, и это не мужское и не женское, не старое и не молодое. Это внутренняя и непоколебимая ценность и достоинство.

ара, мир большой. И когда отец перестанет нашептывать тебе в ухо, ты увидишь, что он совсем другой.

Я не могла обратиться к психологу: туда ходят те, кому нужна помощь, а я сильная. Это был элегантный обман, своего рода ментальный пируэт. Палец на ноге не сломан, потому что он не может быть сломанным. Подтвердить перелом может только рентген. Значит, рентген может сломать мой палец.

Мою жизнь рассказывали за меня другие. Их голоса были сильными, сочувственными, абсолютными. Мне в голову не приходило, что и мой голос может быть таким же сильным.