- nedostupno
Будь я филологом, я бы написала что-нибудь о жанровой принадлежности Зебальдовского творчества. Но не мне судить жив или мёртв конвенциональный роман.
Просто поделюсь наблюдением, что по форме «Аустерлиц» — бесконечная пелена слов без отступов и абзацев, без глав и частей, которая органично и неделимо разбавляется (даже на самом деле склеивается) фотографиями. ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Своё настоящее имя главный герой, Жак Аустерлиц, узнаёт только перед смертью приёмного отца. Совсем маленьким в ходе операции «киндертранспорт» его эвакуировали из Праги в Уэльс, определили в семью священника, где он воспитывался, но ничего не знал о своём прошлом. Имя, написанное на бумажке директором школы для заполнения экзаменационных документов, стало первым следом его национальной идентичности. Как исследователь архитектуры Аустерлиц возвращается в родную страну, ищет всё, что могло быть связано с его прошлым, что могло бы пробудить детские воспоминания.
«Сейчас я понимаю, как мало у меня опыта воспоминаний, как много сил, напротив, я прилагал всегда к тому, чтобы по возможности ни о чём не вспоминать, и устранял со своего пути всё, что так или иначе могло бы быть связанным с моим неизвестным мне прошлым.» ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
«Аустерлиц» завершил латентный период травмы (немецких жертв) и начал её переход в сознательную идентичность, часть исторической памяти о Холокосте. Такая интерпретация гениально соотносится с сюжетом, где главный герой обретает свою идентичность, по кусочкам собирает свою личную историю, которая является частью той большой трагедии о которой все молчат (молчали).
Об интеграции памяти о Холокосте в культурно-историческое пространство немцев говорит хотя бы то, что «Аустерлиц» написан немцем. И это не акт мольбы о прощении, это принятие своего «неудобного», постыдного перед толерантной Европой прошлого. Есть ли чего стыдиться самой Европе — другой разговор.
