Мама, я тебя убью!

Как только он перестал горланить мантру «Я — поэт, пошли все нафиг», сразу исчезли причины спорить с окружающими. Окружающие — продюсеры в особенности — очень это в Мике оценили.

— Они умерли бы и сами! — сказал Леонид, окончательно окунаясь в раздвоение личности.

Ответил себе молча: «Вот именно — сами. А теперь умрут из-за тебя».

— Понимаешь, — говорил он Альбертычу в начале рабочего дня, еще совсем пьяный, — такое чувство, что меня кто-то заставляет уйти отсюда! Так вот хрен ему! Хрен с апельсином! Я ему не заводная курочка! Не марионетка!

во-первых, ежедневный восьмичасовый сон, во-вторых, не меньше одного выходного в неделю. А раз в полгода — двухнедельный отдых подальше от дома.

Когда Леня вчитывался в формулу, он видел четкий и ясный закон, закон всеобщий. И это его примиряло с детерминизмом бытия, с существованием судьбы. Теперь он знал, что им управляет не КТО, а ЧТО, не личность, а закон. Что стыдного в том, чтобы подчиняться закону?

По уму, красивым суицидом можно было бы и закончить… Но хочется хоть какого-нибудь позитива.

По парадоксальной логике жизни, два плюса дали в итоге большой жирный минус.

Если бы он был философом, то использовал бы термин «моральная дилемма». Но Леня не был философом, поэтому сказал просто:
— Твою мать…

Он любил Мику, как любят котенка с переломанной лапкой.

— Вы как часто спите? — спросил врач.
— Часто, — ответил Мика, — стараюсь каждый день.