Николай Коперник. Его жизнь и научная деятельность

Подобное отношение к «схизматикам» не должно нас удивлять. Припомним, что большинство членов капитула были люди образованные, обучавшиеся в итальянских и французских университетах, затронутые просветительным духом гуманизма. Если не все, то наиболее выдающиеся из них – Коперник, Дантиск, Скультети, Гизе, епископ Фабиан – далеко превосходили самого Лютера терпимостью и свободомыслием и вовсе не отличались преданностью ортодоксальной церкви. Фабиан за все свое епископство только раз отслужил мессу: в день своего избрания. Коперник переводил с греческого, что само по себе было ересью в глазах церковников, и создал астрономическую систему, которая даже по мнению свободомыслящих лютеран шла вразрез с Библией.

Фабиан за все свое епископство только раз отслужил мессу: в день своего избрания. Коперник переводил с греческого, что само по себе было ересью в глазах церковников, и создал астрономическую систему, которая даже по мнению свободомыслящих лютеран шла вразрез с Библией. Тидеманн Гизе полемизировал с протестантами, но так полемизировал, что правоверные католики зачислили его самого в разряд еретиков. Дантиск делил хлеб-соль с гуманистами, писал эротические стихотворения, в свое время пользовавшиеся большою известностью, и, по собственному сознанию, охотнее «приносил жертвы Бахусу и Венере», чем Господу. Скультети, один из близких друзей Коперника, приобрел репутацию безбожника и потрясателя основ

Подобное отношение к «схизматикам» не должно нас удивлять. Припомним, что большинство членов капитула были люди образованные, обучавшиеся в итальянских и французских университетах, затронутые просветительным духом гуманизма. Если не все, то наиболее выдающиеся из них – Коперник, Дантиск, Скультети, Гизе, епископ Фабиан – далеко превосходили самого Лютера терпимостью и свободомыслием и вовсе не отличались преданностью ортодоксальной церкви.

В среде Эрмеландского капитула реформационное движение тоже не возбудило сначала ни особых опасений, ни особого негодования. Епископ Фабиан на вопрос, почему он не преследует еретиков, отвечал: «Лютер – ученый человек и выражает свои мнения письменно; пусть сразится с ним тот, у кого хватит смелости». Епископ Дантиск, возвращаясь в Эрмеланд из Испании, заехал в Виттенберг потолковать с Лютером и отзывался о нем в очень лестных выражениях: vir acutus, doctus, facundus (муж остроумный, ученый, красноречивый). Приятель Коперника, Тидеманн Гизе, переписывался с Меланхтоном, которого очень уважал.

Хлопоты о монетной реформе представляют, кажется, единственный случай, когда Коперник добровольно, по собственной инициативе, вмешался в общественные дела.

Позднее, на Краковском сейме, снова возник вопрос о реформе монетной системы, и Коперник представил новую записку об этом предмете, которая развивает те же положения, что и первая, только с большими подробностями и в более резких выражениях. Коперник считает ухудшение монеты таким же бедствием, как бесплодие почвы, сильная смертность или междоусобия, и приписывает ему разорение своего «бедного, дорогого отечества – Пруссии».

Закончилась эта история довольно неожиданно. Дела Тевтонского ордена вскоре ухудшились. Германия, его главная опора и надежда, не могла оказать ему помощи вследствие внутренних смут и войн с соседними государствами. Гроссмейстер тщетно искал поддержки против Сигизмунда; обращался к германским владетелям, проектировал даже поход в Турцию и, наконец, вздумал посоветоваться с Лютером, учение которого уже пустило свои корни в Пруссии и владениях ордена. Лютер посоветовал ему уничтожить орденский устав и превратить свои владения в светское государство. Совет был принят, и по Краковскому договору 1524 года Альбрехт Бранденбургский сложил с себя звание гроссмейстера и принял бывшую орденскую землю в качестве герцогства в лен от польского короля.

В самый разгар этой неурядицы Коперник получил от капитула важное и ответственное назначение: по смерти Фабиана он был избран правителем епархии и оставался в этой должности до назначения нового епископа. Этот выбор показывает, каким уважением пользовался он в среде капитула.
С начала войны мы встречаем Коперника на самых трудных и ответственных местах. Он ездит к гроссмейстеру для переговоров, остается в Фрауенбурге, когда все его коллеги рассыпались по более надежным крепостям, защищает главную крепость Эрмеланда, становится во главе епархии в критическую минуту – между смертью одного и назначением другого епископа. При этом, однако, он никогда не выступает на первый план, а все время остается в тени, ограничиваясь ролью «той незаметной шестерни, от которой в конце концов зависит ход машины»

Начались переговоры о мире. В них принимал участие и Коперник. Капитул поручил ему составить жалобу против ордена, не исполнявшего условий перемирия. Жалоба эта, равно как и другие спорные вопросы, разбиралась на сейме в Грауденце

Но желание обработать свою систему во всех подробностях, а главное, соображения более политического свойства удерживали его от печатания. В частных беседах с друзьями он мог высказывать какие угодно идеи и встречать сочувствие со стороны кардиналов и епископов, но выступать печатно с системой, противоречившей, по мнению тогдашнего духовенства, христианским догматам, было небезопасно. Те же епископы и кардиналы могли притянуть новатора к ответу, как и было впоследствии с Бруно и Галилеем. У Коперника не было боевой жилки, как у Бруно и Галилея; великий фрауенбургский астроном был человек смирный, к тому же придерживался пифагорейского правила: наука – сокровище, которое не следует выставлять напоказ перед профанами; им могут и должны любоваться только избранные. Итак, он предпочитал сохранять свою систему in petto[1].