Последнее дело Холмса

если отбросить невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, должно быть истиной

— Мир — это сон опьяненного вином бога, как сказал кто-то. Немец, кажется.
— Генрих Гейне43.
— Да-да.
Она прищурилась так, что глаза превратились в непроницаемо узкие щелки. Взглянула на часы, которые носила на правом запястье.
— Мои боги трезвы, — сказала она. — Это делает их еще более последовательными и безжалостными. И потому им нет оправданий.

Сэм Спейд и Марлоу выставили на посмешище Эркюля Пуаро или Фило Вэнса21. И после этого авторы эмигрировали в детективы мнимосоциальные — вот как Сименон со своим Мегрэ, от которого так и несет Бальзаком, — читают американскую муть вроде Хайсмит, чьи персонажи не могут разобраться с собственной сексуальной ориентацией, или берутся за простую и жесткую чернуху, где полицейские продажней преступников, за которыми они гоняются.

Иных властей, кроме мадам Ауслендер, владелицы отеля и острова, не нашлось. Она вышла на крик, и она же приняла первые решения.
— На пляж никому не выходить! — приказала она, обнаружив полное присутствие духа.
Дама эта была энергична и, будучи австрийской еврейкой, пережившей Освенцим, имела для этого все основания. Звали ее Рахиль, а фамилию она носила девичью.

Я бережлив и скромен в запросах. Грех жаловаться: обе мои бывшие супруги, слава богу, почили с миром. Одна спилась в своем имении в Пасифик-Палисейдс5, где обосновалась после нашего развода, — пить мы стали почти одновременно, однако она оказалась резвей и пришла к финишу первой

Фокса взирал на меня, как, должно быть, апостолы — на Христа в лучшие моменты Его жизни.