Чужой ребенок

Лариса не обиделась. Уже устала обижаться.

правда, у Никуши платье красивое? – вдруг разулыбалась Лена.
– Да, очень, – согласилась Лариса. Платье и вправду было роскошное. Белое, без бретелей, пышное, усеянное по подолу цветами. Только одно портило наряд – Никина прыщавая спина и вываливающаяся из тугого лифа белая грудь в синих прожилках.
– Лариса, попробуй торт, – велела Лена, – на заказ делали. Триста долларов выкинула. И полторы штуки за платье. Зато зять у меня теперь менеджер по продажам. Раньше продавцы были, а теперь менеджеры.

Лариса считала, что это издевательство – кто придумал эти джинсовые комбинезоны? И почему в них ходят все беременные? Как в униформе.

Смотрю на него и думаю – неужели мы столько лет прожили вместе? Главное, не пойму – зачем? Какой смысл?

просыпаешься – Новый год, засыпаешь – Восьмое марта. Время летит.

ве коробки!
– Нет, пять!

– Я только с виду живу, – сказала женщина, – а внутри умерла. Даже плакать уже не могу – все глаза выплакала. А так хочется.
«Странное объяснение», – подумала Лариса. Данька кивнул, как будто все понял.
– А мама плачет, – сказал Даня.
– Так ты подойди, пожалей ее. А то ведь все слезы кончатся.
– И что будет?
– Больно ей будет. Горе придет, протянет руку и сердце сожмет сильно-сильно. И не отпустит, хоть кричи. Иди домой и маму пожалей. Горе испугается и уйдет. Оно любви боится.

Она наконец поняла состояние Игоря – лучше согласиться, чтобы отстали. Чтобы никто не звонил, не приходил, ничего не требовал

Она уже не помнила, любила ли она когда-нибудь Игоря. Или просто шла к поставленной цели – увести, выйти замуж. От любви, даже если она и была, уже точно ничего не осталось. Даже послевкусия.

Да, она ничего не понимает в детях, но предполагает, что они не идиоты.