Выйди из шкафа

Желтизна пленки, зыбкость выдержки. Квадраты полароида. Ламповая память, снова входившая в моду. Люди ходят по кругу. Меняются только лица.

«Ты с ума сошел!», — написала Ельцова в ответ на такие размышления.
«Это такая ответственность, что пиздец!»
«А если он помрет по твоей вине?»
«Ок, не по вине, по бездействию!»
«Так, я погуглила, под статью ты не попадаешь, но сам же повесишься от стыда!»

Прожито — значит, пережито. Отпущено. Сметено старым веником в грязный совок.

Наверное, Катюша права, привязанность к алкоголю у меня от Павлинской. Нужно за это выпить.

Дурацкий берет, подаренный Данилевским на всемирный день редактора, бабушкин вязаный свитер, отключившийся от айфона наушник, рассекретивший всему вагону топовую подборку русской попсы начала двухтысячных. Все это не создавало Тиму проблем. Ну, посмотрят косо. Ну, посмеются вечером с друзьями. Плевать.

трагизмом, достойным Печорина

Ненавижу телефоны. Мудацкие коробки, подключенные ко всеобщему коммутатору. Алюминиевые чудища, что не дают нам покоя, лишают права на тишину и тайну.

Курение — волеизъявление завтрашнего мертвеца стать мертвецом сегодняшним

Кто я? Что я? Зачем я? Мама-мамочка, какого ляда ты вообще меня родила? Ну? Что, нельзя было как-то иначе решить проблему? Были же средства, не в средние века я был зачат в театральной гримерке под бутылочку портвейна с лимончиком. Что же ты, мамочка, не подсуетилась? Жить мне теперь в этом бессмысленном аду на последнем его круге, мерзнуть и гореть, гореть и мерзнуть.

Катюша права, привязанность к алкоголю у меня от Павлинской. Нужно за это выпить.