Прекрасный мир, где же ты

В юности мы думали, будто мы в ответе за всю землю и всех живущих на ней. А теперь довольствуемся тем, что стараемся не подводить своих близких, использовать поменьше пластика, а в твоем случае еще и писать интересную книгу раз в несколько лет.

Проблема с музеями типа Орсе, скажу промежду прочим и совсем не к делу, в том, что там невообразимо, слишком много искусства, и не важно, насколько тщательно ты спланировала поход или преисполнилась благими намерениями, в итоге все равно в раздражении несешься мимо бесценных шедевров признанных гениев в поисках уборной.

Поэтому, да, в разгар всего этого, посреди мира, какой он сегодня есть и на пороге вымирания человечества, я пишу очередное письмо о сексе и дружбе. А ради чего еще жить?

Сегодня поток притворных публичных извинений, по-видимому, обесценил прощение. Но что на самом деле делать людям, которые в прошлом совершили нечто ужасное?

я просто впадаю в панику, если прихожу к кому-то с пустыми руками.

такое чувство, что мы разными путями пришли к одному и тому же и видим друг в друге общее, знакомое.

жизнь гораздо гибче, чем я думала. Она долго может быть несчастной, а потом обернуться счастьем. Нет никаких или-или, не выжжено ничего каленым железом на твоей «личности», с чем придется жить до конца дней.

смерть — это не персональный апокалипсис?

Если бы литераторы честно писали про свою жизнь, никто не читал бы романы — и поделом!

Зачем притворяться, будто их заботят смерть, горе и фашизм, когда реально они одержимы только тем, попадет ли их новая книга в обзор «Нью-Йорк таймс»?