Здесь, в реальном мире

На самом деле я хочу, чтобы мне было нормально быть тем, кто я есть.

— Всё всегда тянется чересчур долго, — сказала она. — Кроме того, что случается чересчур быстро.

рыцарский девиз: Выше голову, шире грудь, смело вперёд.

Шланг был всё время под рукой: когда плывущий от развалин жар иссушал горло до состояния наждачной бумаги, они открывали кран и долго пили горячую, резиновую на вкус воду.

Выданной миссис Ставрос кувалдой Джолин распоряжалась единолично, Вара не подпускала. Он делал вид, что возмущён до глубины души, но на самом деле испытывал облегчение: а вдруг он не сможет размахивать этой пещерной штуковиной так, как она, что тогда?

После того как Джолин разбивала очередную глыбу на отдельные шлакоблоки, Вар грузил их на магазинную тележку, катил к краю парковки и сразу укладывал на место. Эта часть работы ему нравилась больше всего: он подгонял блоки друг к другу, заполнял промежутки полиэтиленовыми пакетами с гравием, щели замазывал принесённым из дома — из сарая — герметиком.

И стена росла понемногу каждый день, как папайи.

Работа всегда заканчивалась около часа, когда Джолин, подхватив мусорный мешок, отправлялась в «Греческий рынок» за овощами-фруктами для компоста.

Вар опять говорил, что пойдёт с ней, но она опять отказывалась. Чем упорнее она отказывалась, тем сильнее ему хотелось.

— Но почему?! — заупрямился он спустя несколько дней.

— Потому что я так сказала.

— Да с чего ты вообще взялась устанавливать правила? Это несправедливо!

Джолин закатила глаза.

— Ах, да-да-да, конечно! Волшебная Страна Справедливости. — И, обогнув его, направилась к сетчатому ячеистому забору.

И он сдался и больше об этом не заговаривал. Всю вторую половину дня ему было одиноко, но не одиноко-одиноко, а одиноко и спокойно. Он поднимался на башню и съедал там принесённые

То, что ты сказала… Что я живу в Волшебной Стране Справедливости. Ты неправа. — Его осенило ночью, и он потом долго лежал без сна, придумывая, какими словами он об этом скажет. — Вернее, в одном ты права: когда случается что-то плохое, я не хочу с этим просто так мириться. Но я и не хочу, чтобы оно — хоп! — и превратилось во что-нибудь хорошее, как по волшебству. Я хочу, чтобы оно стало таким, каким оно само могло бы быть. Кто-то должен этого хотеть, иначе плохое так и останется плохим.

Всё на свете когда-то раньше было чем-то другим, — начал он. — И потом тоже станет чем-то другим. Иногда, если хорошо вглядеться в какую-то вещь, можно это увидеть. Увидеть всю её историю.

Джолин всегда права. А значит, нужно возродиться — и не просто кем-то, про кого родителям напишут: Вар общительный, коммуникабельный и нормальный! — и кто ведёт целеустремлённую жизнь и заботится о бабушке, но ещё и тем, кто смотрит в оба, чтобы жизнь его не задавила

Он поднял шланг, из которого наполнялась гигантская ванна для перерождения. Вода, насколько он видел, была самая обыкновенная — вода как вода. Джолин сказала, священник произносил над этой водой какие-то специальные важные слова, чтобы она посвятела.
Теперь в этом месте никакого священника нет — есть только они с Джолин. Значит, это должны быть их слова. И ещё Уолтера, поскольку вода-то у них из «Грота».
Он начал со слов Джолин:
— Всё когда-то было чем-то другим.
— О-о, да! Тут и говорить нечего, — добавил он за Уолтера.
Потом минутку подумал, что же скажет он сам.
— Когда речь о людях, то снаружи — это часть внутри, — проговорил он наконец. Может, и не самые важные слова, зато это правда.

— Всё всегда тянется чересчур долго, — сказала она. — Кроме того, что случается чересчур быстро.
— О-о, да! — сказал Вар. — Тут и говорить нечего.

художник видит что-то, что его трогает, и он присваивает это, делает частью себя. А потом возвращает миру то, что брал, но преобразованным так, чтобы все могли это увидеть. Так понятно?
Ух ты! Смотри.
— Да.
— Чтобы художник мог совершить такое преобразование, ему нужно одиночество. И тишина. За тишину тебе, кстати, ещё придётся сражаться: мир обожает шуметь.