История Венецианской республики

никто не может тридцать лет пробыть дожем Венеции и не нажить врагов

Венецианцы были не мыслителями, но деятелями. Они доверяли опыту и испытывали недоверие к абстрактным теориям. Их гений был видим и ощутим, а позже — музыкален, он затрагивал скорее чувства, чем интеллект. Художники, мастеровые и купцы редко становятся великими поэтами и философами. К концу столетия венецианцы преуспели в новом искусстве книгопечатания и переплетном деле, однако на протяжении всей истории они лучше издавали книги, чем писали их.

С самых ранних времен Венеция больше тяготела к византийскому миру, чем к остальной Италии, и новая волна византийского влияния задела более чувствительные струны, чем идеи гуманистов, которые так сильно воздействовали на культурное развитие Ломбардии и Тосканы. Но Византия умирала, и вскоре семена Возрождения дали всходы и в Венеции, и урожай они принесли не менее богатый, чем в иных местах.

Скоро Марчелло, как и многие другие послы вслед за ним, обнаружил, что от Мехмета нелегко добиться выгодных условий. Только следующей весной, спустя почти год, удалось заключить соглашение. Уцелевшие корабли и пленники были отпущены домой, в город вернулась колония под предводительством байло, но прежних территориальных и финансовых условий, дающих огромную власть, она уже не имела. Католическое влияние на Востоке быстро сходило на нет.
Остается еще один вопрос: если Венеция повинна в падении Константинополя, то в какой степени? Несмотря на обвинения многих современников, очевидно, прямой ответственности за это она нести не может. Возможно, она промедлила, но ни одна держава не оказалась быстрее нее. Например, папа Николай, согласившийся оплатить пять венецианских галер, до 5 июня не соизволил даже известить сенат о своем решении, а к тому времени Константинополь уже неделю находился в руках турок. Может, помощь Венеции и не была чистосердечной, но многие христианские державы и пальцем не пошевелили, чтобы спасти гибнущую империю. Без помощи остальных, если бы даже венецианский флот прибыл вовремя, это позволило бы столице Византиийской империи продержаться еще пару недель, продлило бы ее агонию. Но даже это сомнительно, поскольку сильный турецкий флот в Мраморном море мог не позволить венецианцам приблизиться к городу. Кроме того, медлительности сената можно противопоставить героизм венецианцев и критян, до последнего сражавшихся на разрушенных стенах и, по большей части, погибших. Среди них было как минимум 68 патрициев, многие из которых принадлежали к старейшим и славнейшим семействам Венеции: шестеро Контарини, трое Бальби, двое Барбаро, двое Морозини, двое Мочениго, пятеро Тревизано.[192]
Однако с исторической точки зрения Венецию трудно считать невиновной. Византийская империя медленно умирала на протяжении двух с половиной столетий, и Мехмет только нанес coup de grace (удар милосердия). Настоящий смертельный удар настиг Византийскую империю не в 1453, а в 1205 году, когда католическая армия Четвертого крестового похода разграбила город и проложила дорогу франкским лжеимператорам, которые за 60 лет обобрали империю и город донага. За эту трагедию, которую Византийская империя перенесла, но никогда уже не оправилась от нее, Венеция ответственна в полной мере. Это были ее корабли, ее инициатива, поход проходил под ее руководством и выражал ее интересы. Венеция же и получила тогда самую большую выгоду от грабежа, и именно в силу этих причин Венецию стоит винить в катастрофе, произошедшей позже.

Нам остается сделать вывод, что венецианцы (хотя большинство из них могли не отдавать себе в этом отчета) избрали политику festina lente («поспешай медленно»). Им хотелось, чтобы весь мир верил, будто они посылают для спасения православного христианства огромную армаду и безуспешно призывают всех государей Запада сделать то же самое. Но венецианского реализма хватало на то, чтобы понять — Византийская империя обречена и спорить без нужды с османскими завоевателями не стоит. В дружбе с Мехметом они видели не только залог продолжения торговли с Востоком, но и единственную возможность сохранить свои колонии б Греции и Эгейском море. Можно заметить еще один признак отсутствия энтузиазма — отказ финансировать экспедицию из общественных фондов и нежелание начинать поход, пока деньги на него не будут выделены. Такая позиция плохо согласуется с рвением защитника веры или с настоящей опасностью. Если Венеция не пришла на помощь Константинополю вовремя, то только потому, что не очень этого хотела.

Через неделю все было кончено. 29 мая на рассвете турки прорвались через разрушенные стены, и Византийская империя прекратила существование. Она героически защищалась до последнего, но победил враг, несравненно превосходивший числом и намного лучше вооруженный, беспрерывно обстреливавший город 53 дня. Но даже тогда город не сдался. Император, видя, что конец близок, устремился в самую гущу битвы, туда, где бой был наиболее жестоким, и пал, как подобает императору, сражаясь за свою империю. Его тело нашли спустя долгое время. Головы не было, но на ногах оставались пурпурные императорские сапоги-котурны с золотыми византийскими орлами.

Где же, в самом деле, пропадал в это время посланный Венецией флот? Ответ на этот вопрос следует искать в бумагах сената, из которых следует, что генерал-капитан Джакомо Лоредано получил приказ отправляться в плавание только 7 мая, следовательно, раньше 9 мая он никак не мог отбыть. Ему было велено остановиться у Корфу, подобрать там еще одну галеру, затем загрузиться провиантом в Негропонте, потом следовать к Тенедосу, ко входу в Дарданеллы. Здесь ему надлежало встретить еще одну венецианскую галеру под командованием некоего Альвизе Лонго, вышедшего из Венеции за три недели до этого и производившего разведку у турецких позиций. Только после этого все они должны были идти на Константинополь.[191]

Все военные силы республики были сосредоточены в Ломбардии, где Франческо Сфорца представлял гораздо более непосредственную угрозу для Венеции. Почти тридцать лет беспрерывной войны на terra firma заметно истощили казну. Людей также не хватало. Венеция не была настроена ввязываться в новую войну против бесспорно непобедимого противника, расположенного за сотню миль от нее. Венецианцев, избравших негероическую политику, легко можно было понять. Они продолжали поставлять Константину небольшие количества селитры и доспехов в кредит и позволили ему набирать добровольцев на Крите. Наконец, капитанов кораблей обязали оказывать на территории Византии поддержку и помощь христианам, насколько это возможно. Больше, однако, на агрессивные выходки турок ответить было нечем.

в сенате семьюдесятью четырьмя голосами против семи было принято решение предоставить Византию ее участи, но такой грубый акт разбоя, учиненный султаном против законно следовавших по своим делам граждан Венеции, требовал какого-то ответа.
Какого?

Наконец-то Венеция могла не отвлекаться на оборону своих сухопутных владений. Это было очень важно: за год до подписания мира в Лоди случилось событие, ставшее исторической вехой, наполнив христианский мир ужасом и ознаменовав собой конец Средних веков. Во вторник 29 мая 1453 года армия турецкого султана Мехмета II взяла Константинополь.

В апреле 1454 года в Лоди подписали договор по этому вопросу, а в августе — соглашение о двадцатипятилетнем оборонительном союзе Венеции, Милана и Флоренции. Затем представители всех трех держав отправились на юг, сперва в Неаполь, где к союзу неуверенно присоединился король Альфонс, а затем в Рим, где папа Николай V дал им свое благословение. Каждая подпись влекла за собой присоединение меньших государств, и в 1455 году Священная лига объединила почти все государства полуострова, кроме Римини и Генуи (против принятия Генуи выступил король Неаполитанский, оспаривавший у Генуи Корсику).[188]