Халед Хоссейни

В душе у нее зеленели ячменные поля, журчали ручьи, липли к лицу нити бабьего лета, и живой Баби читал под акацией книгу, и живой Тарик дремал, сцепив руки на груди, и ноги ей омывала вода, и в голове чуть шевелились сладкие мечты, и на все безучастно взирали древние боги, вытесанные из сожженных солнцем скал…

Неладно скроенная, да крепко сшитая

душа ее сияет тысячью солнц.

На крышах города не счесть зеркальных лун,

Сиянье тысяч солнц за стенами сокрыто.

Баба. — Похищает у жены право на мужа, отбирает у детей отца. Лгун отнимает у других право на правду. Жулик забирает право на справедливость. Понимаешь теперь?

Прошлое впивается в тебя словно когтями, не оторвешь.

Ведь воровство — основа всех прочих грехов. Убийца крадет жизнь, похищает у жены право на мужа, отбирает у детей отца. Лгун отнимает у других право на правду. Жулик забирает право на справедливость. Нет ничего презреннее воровства.

ее голос так и тек молоком и медом.

двойные стандарты. Сплетники никогда не скажут: «Видели? Он остановился, чтобы поговорить с ней». Вместо этого прозвучит: «Ва-а-а-а-й! Видели? Она в него так и вцепилась! Какой позор».

Твоя боль да будет нашей болью, твоя радость да будет нашей радостью.