Михаил Захаров

Как сказала художница Тала Мадани: «Иногда я говорю студентам, если они делают работу, которая понравится их маме, у них проблемы».

Даже если все части заменены, Арго всё равно зовется Арго; так и значение слов «я люблю тебя» должно постоянно обновляться, поскольку «работа любви и речи именно в том, чтобы всякий раз придавать одной и той же фразе новые модуляции».

Всю жизнь до нашего знакомства меня не отпускала мысль Витгенштейна о невыразимом, которое (невыразимо) содержится в выраженном. Эта мысль менее популярна, чем благоговейное о чем невозможно говорить, о том следует молчать [1], но, как мне кажется, более глубока. Ее парадокс буквально в следующем: зачем я пишу или почему я не перестаю писать.

давно знаю о безумцах и королях; я давно знаю, каково это — чувствовать себя подлинной. Мне повезло — я чувствовала себя подлинной, с каким бы умалением и угнетением ни сталкивалась. И я давно знаю, что квир-гордость приходит тогда, когда отказываешься стыдиться, видя, как тебя стыдится другой. [Сара Ахмед]

Всю жизнь до нашего знакомства меня не отпускала мысль Витгенштейна о невыразимом, которое (невыразимо) содержится в выраженном. Эта мысль менее популярна, чем благоговейное о чем невозможно говорить, о том следует молчать [1], но, как мне кажется, более глубока. Ее парадокс буквально в следующем: зачем я пишу или почему я не перестаю писать.

Но, как бы я ни преуспела в таком разговоре, я до сих пор не могу без стыда или неловкости покупать авиабилеты на двоих или от лица нас обоих вести переговоры с отделом кадров. Дело не в собственном стыде или неловкости — скорее мне стыдно за тех, кто выносит неверные суждения и кого вопреки раздражению приходится поправлять, — но как их поправишь, ведь слов не хватает.

Я достаточно хорошо знаю свою мать, чтобы разглядеть в компульсивном повторении истории о дереве-убийце желание навязать мне внешний критерий ужаса: что может случиться с человеческим ребенком на этой планете. Не знаю, почему она так хочет убедиться, что этот критерий засел в моем сознании, но я свыклась с тем, что ей это необходимо. Она хочет, чтобы я знала: она стояла перед деревом-убийцей.

Ее парадокс буквально в следующем: зачем я пишу или почему я не перестаю писать.

Свобода быть счастливой ограничивает человеческую свободу, если у тебя нет свободы быть несчастной. [Сара Ахмед

В ответ на просьбу журналиста «охарактеризовать себя вкратце» Джон Кейдж [39] однажды сказал: «Выбирайтесь из любой клетки, в которой окажетесь».