Андрей Сергеев

Короткий рассказ манит графомана почти с той же силой, как афоризм.

Мама и бабушка всегда боятся:
– Не бери в руки – зараза!
– Не трогай кошку – вдруг она бешеная!
– Там собака – смотри, чтоб не тяпнула!
– Вон идет человек – смотри, чтоб он тебя не стукнул.
Я всматриваюсь, напрягаюсь, мокну под мышками, устаю – и спешу приткнуться к маме, бабушке, к утешительному занятию – чтобы один и в покое.

Анна Александровна, монашка от Тихоновых, приносит известие:
– Дети – цветы жизни выкинули доктора Николаевского из электрички. На полном ходу.

тридцать восьмом красным карандашом на первой странице нового краткого курса с нажимом вывел нестираемое ГОВНО. Папа не сразу заметил, чуть не взял на политзанятия. Пришлось нести бабушке в печку. Мне не попало, больше того, бабушка ласково:
– Домашний вредитель.

еще – посередине улицы деревья чу́дные были – все срубили.

апа не вырезает из энциклопедии статьи и не заклеивает портреты.

Бабушка перебирает бархатный с золотыми застежками семейный альбом и отстригает головы от солдатских мундиров с погонами:
– Были бы лица целы!
Иногда говорит в стену:
– Садист! – Или в окно: – Сифилитик!

Только заиграешься, мама руку за шиворот:
– Как мыш, мокрый.
И без нее не легко – постоянное чувство досады (не такой быстрый и ловкий), обиды (хотя никто меня не обидел). Я напрягаюсь, с ничего устаю, до беспамятства выхожу из себя. Девочка с четвертого этажа заспорила – я ее по голове ребром железной лопатки, в кровь. Мама бегала извиняться, стыдила меня. У меня был не стыд, а ужас: что я натворил, что теперь будет?

Просто прелесть, какая гадость!

Бабушка любит лечить, мама все время лечится.