Реваз Утургаури

Я здесь уже месяц, но пока еще плохо соображаю, куда угодил. До этого занимался подготовкой афганской армейской разведки. Дело было серьезное, жизнь напряженная. А здесь черт-те что, какие-то бумажки с одного стола на другой. бараны, мать твою. и что совсем непонятно — все генералы.

Каждый вечер прихожу с работы с тяжелым сердцем — жду, что меня уволят. Должны уволить, иначе нельзя. Не сегодня, так завтра, с позором. Прошло уже полгода (!), а я еще ничего не сделал, ни одного серьезного поручения. Моя прежняя жизнь, где личное время (т.е. практически сон) не превышало шести часов в сутки, была насыщена делом. Я не мыслил, как можно иначе. Его отсутствие, с моей точки зрения, могло иметь только одну причину — не доверяют. Мириться с этим, бездействовать больше нет сил.

Войска не приносили побед. Это печалило шаха. Как- то раз, после проигранной стычки с туркменами, он созвал своих полководцев, грубо их обругал и приказал немедленно что-нибудь сделать. Тут же был созван военный совет, на котором решили купить галстуки, наподобие русских, и перчатки по австрийскому образцу. Через три дня несколько обновленных полков были представлены строгому шаху. На солдатах поверх мундиров висели разноцветные галстуки, а за поясом — по одной нитяной перчатке (все, что было на местном базаре). Реформа коснулась также элитных частей. Шахский конвой одели в казачьи черкески и прусские каски с острыми пиками на макушке.