Бенджамин Стивенсон

На снегу он казался туповатым, но вблизи выглядел еще хуже.

Семья – это не те люди, кровь которых течет в твоих венах, это те, за кого ты готов пролить свою.

Не помню, я потерял равновесие или от избытка чувств бросился на нее, так как, вообще-то, не склонен к таким всплескам эмоций, но следующее, что запечатлелось в моей памяти, это как я обнимаю Эрин, крепко-крепко, насколько позволяли мне ослабевшие от оксикодона руки. Она вернула мне мое тепло, и мы постояли так секунду, как будто не приехали в горы врозь друг от друга. Как будто никогда не менялись. Как будто в ее жизни не открывалась новая глава.

а потом мы оба уже сотрясались в объятиях друг друга. Я ощутил влагу слез на шее.

Это было правдой только наполовину. На самом деле мне не хотелось лгать самому и выслушивать ее поспешные извинения. Я уже слышал их – на сеансах у психолога, дома, шепотом и в крике, в эсэмэсках и электронных письмах, закапанные слезами и разожженные ненавистью. Я слышал все извинения во всех

– Я убила свою мать.

Я не хотела становиться женщиной, которая не может дать тебе то, чего ты хотел.
– Я бы не стал любить тебя меньше.
Я и сейчас любил ее, но не сказал об этом.

Я понимал, что желание близости у нее – это реакция на смерть Майкла. Знал, что все будет фальшиво и пусто, а утром заново нахлынет боль. Я знал все это, но тем не менее лежал на своем диване и не решался ответить.
– Больше всего на свете, – наконец произнес я. – Но не думаю, что сделаю это.

Название у этой книги очень верное: «Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил».
Только не все они убивали других людей.

Тогда просвети меня. Кого я, по-твоему, убил?
– Меня.