Саманта Шеннон

Чей приказ он выполнял,
Чьим словам покорен был,
Напролом переходя
Море страшное в волнах,
Подымающихся ввысь?[4]
Манъёсю

Этой ночью я тебя не убью, мясница, – сказала она. – Но то, что ты видишь перед собой, – призрак. Я вернусь, когда ты меньше всего будешь ожидать. Я буду гнать тебя до края земли. И клянусь, что, когда мы снова встретимся, море станет красным.

ты сбрендил.
– Нет-нет. Я приближаюсь к стадии трансмутации. Белое солнце. Смыть загрязняющие примеси, просветить разум.

Черное солнце моей души

Севера до Юга, с Запада до Востока вашему миру гореть!

Молитвы на всех языках.

У нее, как у Эды, в предках числились и лазийцы, и эрсирцы и кожа была цвета обласканного волной песка.

– Тот, кто носит цепи, в тысячу раз более велик, чем тот, кто их накладывает, – проговорила Наиматун. – Цепи – оружие труса

Рыжие волосы и розовый сад. С них все началось.
Они не расставались всю осень, провели ее за мольбертом, музыкой и смехом. И даже когда портрет был готов, они остались неразлучными, как сиамские близнецы.
Никлайс никогда прежде не любил.

Никлайсу оставалось только благоговейно наблюдать, как женщина в ночных одеждах противостоит мужчине в доспехах.