Станислав Аристов

Среди частных концернов, ориентированных на производство вооружения и использовавших принудительный труд узниц Равенсбрюка, наиболее известным было предприятие «Сименс-Хальске». Именно оно в середине 1942 г. открыло в непосредственной близости от женского лагеря свою фабрику, на которой производились реле для телефонных аппаратов, выключатели, радио для субмарин, детали ракет V-2 [10]. Вплоть до 1945 г. на фабрике «Сименс-Хальске» было занято около 2400 узниц [11].
Женщины-заключенные, перед тем как попасть на работу в «Сименс», где условия труда были лучше по сравнению с эсэсовскими фирмами, проходили специальную проверку. Отбирались здоровые и молодые узницы, особое внимание обращалось на их руки, которые должны были подходить для работы с мелкими деталями [12]. По этой же причине концерн использовал на своих предприятиях детский труд [13]. В каждом цехе, где работали узницы, находились один мастер и двое-трое его помощников. Все они являлись гражданскими лицами и отвечали за качество выпускаемой продукции. Охрана и непосредственные наказания были в ведении надзирательниц, направлявшихся из Равенсбрюка. «В апреле 1943 г. часть из нас отобрали на фабрику “Сименс” <…> Меня посадили за аппарат, на котором я наматывала тонкий провод. Если получался брак, ауфзеерка била меня по лицу и рукам. Работе нас обучали гражданские мастера. Фамилии и имена их мы не знали, так как для них мы были заключенные. Обращались с нами, как со скотом. Даже в туалет водили нас по часам. Многие не выдерживали и падали в обморок» [14].

До конца 1944 г. заключенные, трудившиеся на предприятии «Сименс», возвращались по окончании рабочего дня в Равенсбрюк. Лишь в декабре 1944 г. рядом с производственными бараками появилось несколько жилых блоков [15]. Одной из главных причин их возникновения стало желание руководства скрыть от узниц, ежедневно проходивших на работу вне стен лагеря, появление газовой камеры и массовые расстрелы [16]. Пригодность для проживания созданных помещений, по сравнению с бараками в женском лагере, оценивалась заключенными по-разному. Одни считали их (хотя бы в первое время) более просторными и чистыми, другие «более примитивными» [17]. Очевидно лишь то, что уже в начале 1945 г. положение женщин в лагере при «Сименс» стало таким же тяжелым, как и в самом Равенсбрюке, что привело к распространению различных инфекционных заболеваний, а значит, и к эсэсовским селекциям. В апреле 1945 г., незадолго до освобождения Равенсбрюка советскими войсками, все заключенные были возвращены в главный лагерь [18].

По сведениям узниц, прооперированным не давали никаких обезболивающих средств. В то же время лагерные собаки, подвергавшиеся операциям, в течение пяти дней получали морфий

апреля 1945 г. в Равенсбрюк прибыли представители канадского и американского Kрасного Kреста, и на следующее утро вывезли в Швейцарию 300 женщин

Бывшая узница А. Бруха вспоминала о том, как она заставляла себя представить окружающую действительность в виде театральной постановки, в которой она принимает участие, наблюдая за действием со стороны [156]. Другая заключенная в своих мемуарах вспоминала слова старой француженки, борца Сопротивления, которая внуша

В подобной ситуации особо важную роль играли посылки, которые узницы могли получать из дома или от Kрасного Kреста

Другая заключенная в своих мемуарах вспоминала слова старой француженки, борца Сопротивления, которая внушала: «Дети, эсэсовец — это не мужчина и не человек. Он для меня ящик». Под ее воздействием девушки проходили мимо эсэсовцев, не воспринимая происходившее столь негативно, как это могло бы быть

Ученый подчеркивал, что, с одной стороны, зачастую больше шансов выжить в лагере имели заключенные, способные оставить в стороне моральные убеждения, в то время как интеллектуалы искали опору преимущественно в своем внутреннем мире, пытаясь сохранить традиционную систему ценностей. С другой стороны, отмечал психолог, узники, неспособные бороться за самоуважение, становились частью массы и в дальнейшем опускались до животного уровня [7].

Что же касается общего числа заключенных, погибших в газовой камере, то его точное определение также весьма затруднительно. Например, в акте, составленном советскими узницами — медицинскими работниками после освобождения лагеря, отмечалось, что с 3 по 30 марта 1945 г. «по статистическим данным бюро» было уничтожено 3311 узниц, из них 431 русская [103]. Другие группы бывших советских заключенных Равенсбрюка приводили сведения, что «только за апрель погибло 4000–5000 человек» [104], а за март газами было отравлено 6000 узниц [105]. Шутцхафтлагерфюрер И. Шварцхубер в своих показаниях определял

Общее число девушек, находившихся в Укермарке с июня 1942 г. по конец 1944 г., составляло около 1100 человек [79]. Они размещались в 15 бараках, каждый из которых был огорожен колючей проволокой. Начиная с 1944 г. распределение заключенных по баракам осуществлялось в соответствии с трехступенчатой системой, ориентированной на исследования, проходившие в лагере под руководством Kриминально-биологического института Роберта Риттера [80]. Это означало, что узницы делились нацистами на три