Кен Фоллетт

Когда Римская империя пришла в упадок, Британия погрузилась во тьму безвременья. Римские виллы ветшали и рушились, а местные жители принялись строить деревянные дома в одну комнату и без дымоходов. Технология изготовления глиняной утвари, столь важная для хранения пищи, по большей части забылась, да и грамотных почти не осталось.

Этот период называют порой темными веками, и растянулся он на мучительно медленные пятьсот лет.

А затем все наконец начало меняться…

В ноздри ударил едкий запах горящей соломы: свежий юго-западный ветер жадно раздувал пламя, перетекавшее с крыши на крышу. Утро постепенно вступало в свои права, и было видно, как люди выбегают из домов с младенцами на руках, как волокут за собой детей и тащат все, что было им дорого, — инструменты, домашнюю птицу, кожаные мешки с монетами. Самые резвые уже мчались по полю в сторону леса. Быть может, подумалось Эдгару, кто-то спасется благодаря колоколу.

Конечно, торговцы и рыбаки Кума не могли всерьез сопротивляться викингам, для которых насилие было главным ремеслом. Местных мгновенно уничтожили, и викинги двинулись дальше, все более многочисленной толпой.

Вообще в Англии стало опасно жить: викинги на востоке, валлийцы на западе, а такие люди, как Дренг, — на самом острове.

Я радуюсь, когда вижу грядущие неприятности, ибо знаю, что смогу с ними справиться. Настоящая опасность заключается в неожиданностях.

Нападение англичан сулило валлийцам немалые неприятности, как прямые, так и отдаленные. Многие мужчины и женщины погибнут, следовательно, останется меньше рук, чтобы пахать и сеять. Подростков обоего пола захватят и продадут в рабство на благо элдормена и его соратников, значит, у валлийцев будет меньше пар детородного возраста, а потому в ближайшем будущем число разбойников должно сократиться — во всяком случае, так предполагалось.

Считалось, что разорение вражеских земель призвано воспрепятствовать новым набегам; правда, валлийцы обычно разбойничали, лишь когда голодали, эта предупредительная мера казалась Эдгару довольно сомнительной. Скорее, Уилвульф просто решил отомстить.

— Я не стану тебя наказывать. Я лишь повторю слова Господа нашего, обращенные к прелюбодейке: ступай и впредь не греши.

Он был епископом, хотел стать архиепископом, а затем, возможно, сделается королевским советником, глядишь, и королем, но даже тогда ему будет мало власти и денег. Что ж, такова жизнь, подумалось ему, вечером наедаешься досыта, а утром встаешь голодным.

Что ж, подумалось Олдреду, великие грешат безнаказанно, а малые обречены страдать. И в чем тогда промысел Божий? Где тут хотя бы намек на справедливость?