Дмитрий Орешкин

Из этих душеспасительных задачек, между прочим, следует, что авторы оценивают численность населения Российской империи на 1913 г. в 167 млн человек (2000 млн бутылок делим на 12, получаем 167 млн, что соответствует официальной статистике тех лет без учета Финляндии). Значит, под термином «каждый русский» имеются в виду все подданные империи — без учета национальностей, от мала до велика и от Варшавы до Анадыря.

В официальных цифрах, добытых одним из самых внимательных исследователей сталинского периода О. Хлевнюком в Государственном архиве РФ (ГАРФ, ф. Р-5446, оп. 89, д. 855, л. 144), история выглядит так. Казенное производство водки в СССР выросло с 30 млн декалитров в 1924/25 хозяйственном году до 81 млн декалитров в 1952 г. В пересчете на душевое потребление заметное расхождение с нашим условным расчетом: если на 1925 г. округленно принять население СССР в 145 млн человек, получается около четырех казенных бутылок на нос. Остальное, как прежде, добирали за счет самогона. В 1952 г. (округленно 185 млн населения) стало почти девять официальных бутылок. В любом случае налицо увеличение в 2,5 раза.

Когда в середине 80-х Егор Лигачев при активной поддержке Михаила Горбачева затевал свою антиалкогольную кампанию, руководитель Госплана Николай Байбаков на заседании Секретариата ЦК осторожно предупредил, что в плане на 1985 г. водка занимает 24 % товарооборота и сокращение продаж чревато опасной разбалансировкой бюджета. Что в конце концов и произошло — не только из-за антиалкогольной кампании, но и главным образом из-за многолетней привычки к необеспеченной эмиссии. Кампания борьбы с зеленым змием — естественным союзником госмонополии — лишь приблизила очередной хлопок раздутого рубля. Последний советский премьер Н.И. Рыжков свидетельствует, что по плану 1985 г. от реализации алкогольных напитков намечалось получить 60 млрд руб. прибыли. Административная борьба с пьянством сократила этот объем почти вдвое — до 38 млрд в 1986 и 35 млрд в 1987 гг.

Похоже, ему просто не приходило в голову, что, воюя с водкой, он воюет с наследием великих сталинских свершений и таким образом подрывает финансовые основы вертикали.

. Начальство хочет как лучше, в меру способностей решает задачу сохранения иде-ократической системы и себя при ней, но получается опять как всегда: система глубоко иррациональна, попытки рациональной оптимизации ей противопоказаны. Машину, которая строилась для мобилизации, экспроприации и экспансии, трудно заставить работать на интенсификацию, реальный экономический рост и улучшение качества жизни населения.

Каково же было наше удивление, когда на XVII съезде партии Сталиным была названа цифра населения, которая расходилась в сторону завышения против нашего исчисления миллионов на восемь.

Смена приоритетов территориального менеджмента на удивление быстро отражается в состоянии обитаемого ландшафта.

Передовая «Правды» от 27 июля 1938 г. так и называлась — «Всесоюзная перепись населения»: «Враги народа сделали все для того, чтобы извратить действительную цифру населения. Они давали счетчикам вредительские указания, в результате которых многочисленные группы граждан оказались не внесенными в переписные листы».

Дореволюционные статистики (до 30-х годов и постреволюционные тоже — по еще не изжитой привычке к добросовестности) считали население с точностью до тысяч.

Народный эпос на закате эры Л. И. Брежнева вполне квалифицированно описывает судьбоносные экономические тренды:

Было три, а стало пять — все равно берем опять.
Даже если будет восемь, все равно мы пить не бросим.
Передайте Ильичу — нам и десять по плечу!
Ну, а если будет больше, то получится как в Польше…
Если станет двадцать пять — Зимний будем брать опять!