Алексей Гедеонов

Главпочта кажется сказочным дворцом, светится лимоном, пахнет сургучом и старым деревом, соревнуясь с ароматами кофе и выпечки из кофейни напротив — в ней я нарушаю предписания. Ем досыта, в чётный раз.

«Это уже пятый, — думаю я. — Пятый пирожок. Дальше будет нечестно».

Адвент — фиолетовые вечера запретов. Чем ближе Рождество, чем раньше наваливается тьма — тем строже: лучше не шить, лучше не праздновать, лучше не есть мяса до первой звезды. Из противоречия я мрачно натолкался пирожками в кофейне напротив Глав­почты. И после двух чашек какао там же постный день перестал казаться скучным.

Адвент, каждая пара рук на счету — кошачьи и другие лапы не рассматриваются.

Было знание, — произносит бабушка словно в пустоту и проводит ладонью по гречке. — Тебе придёт новая куртка.

Преодолевая травяной запах, бабушка раскуривает «Опал», в одной руке у неё сигарета, в другой чашка — дым и пар совсем перемешались.

С неё на меня смотрит улыбающаяся лиса: «Лукавый дом. Люби ближнего, но не давайся ему в обман»19.

Мы разрываем тесто на два листа, подспудно я ожидаю крови, но её нет. Бабушка укладывает лист в сытно лоснящуюся форму, пару­сом в штиль тесто лениво свисает из формы — внутрь мы кладем паштет, кусочки обжаренного мяса, снова паштет, снова мясо, вареные яйца, чуточку зелени. Наконец сверху все это бережно укрывается вторым листом теста — бабушка подтыкает лист по краям формы, словно одеяло. Перекрестив форму, бабушка делает, мастерски орудуя тёмным ножом с костяной ручкой, в середине пирога отверстие, вставляет туда свернутую фунтиком грубую пергаментную бумагу — это «труба». Не дрогнув, засандаливает в эту «трубу» стакан коньяка. И благоухающий «Белым аистом» паштет уплывает в раскаленную духовку.

Бабушка разбудила меня хладнокровно — включив радио на полную громкость. «Пионерская зорька!!!» — вскрикнул приёмник, тужась радостью. Запели горны… сон бежал.

В календаре Адвента27 этот день отмечен шоколадным зайцем и пакетиками польского фруктового чая.

Ещё маленькая записочка на коричневой бумаге — написанная по-немецки, каким-то корявым почерком.

«Nicht die Hoffnung verlieren. Der Fuchs zieht sich zurück». Записочку я сую в карман — переведу позже.

Постой, постой, — заволновался маленький чёрный узник, — не думай обо мне плохо. Это все среда. Не ставь меня в буфет, там темно и банки — они вечно хамят, особенно крахмал и уксус.