Денис Джонсон

тот вечер почему-то был самым лучшим из всех. У нас были деньги. Мы были чумазые и уставшие. Обычно мы чувствовали вину и страх, потому что с нами что-то было не так и мы не знали что; но в тот день мы чувствовали себя как люди, которые поработали.

Но ничего из того, что я мог придумать, неважно, насколько это было драматично или чудовищно, не могло заставить ее раскаяться или любить меня так, как в начале, когда она еще не знала меня по-настоящему.

Кто-то плеснул святой водой мне на щеку и сзади на шею, но я ничего не чувствовал. Еще много лет.

Женщины — пустые сияющие пятна с парящими в них фотографиями печальных девушек.

стоял у въезда на автостраду, не надеясь, что меня кто-то подберет.

До самой ночи на небе ничего не менялось.

од облаками Среднего Запада, похожими на огромные серые мозги

ивень хлестал асфальт

Она мне нравится, наверное, я люблю ее, но у меня жена и двое детей, а это обязательства. И, кроме всего прочего, я люблю свою жену. У меня дар любить. Я люблю своих детей. Всех своих родственников люблю».

Она в порядке?
— Она умерла, — ответил он, бешено тряся ее.
— Нет, не умерла, — теперь я сам был готов все отрицать.
Их дочь была жива, но без сознания. Она издавала какие-то жалобные звуки. Но мужчина продолжал трясти свою жену.
— Дженис! — крикнул он.
Его жена застонала.
— Она жива, — сказал я, выбираясь из машины, чтобы сбежать.