Дневники. Я могу объяснить многое

У Холла и его коллег есть мудрое правило – не говорить человеку того, во что тот не способен поверить, чего он не способен принять.

Важно не положение дел в данный момент, а динамика. Вчера ты спал на полу в ночлежке, а сегодня можешь позволить себе «койку» – это хорошо, ведь ты поднимаешься вверх. Вчера у тебя был особняк на Пятой авеню[75], а сегодня ты снял номер в отеле – это плохо, потому что ты скатываешься вниз.

Осторожность! Осторожность и быстрота! Опередить всех, быть первым и смотреть в оба, чтобы тебя не обманули – вот два главных американских правила.

Между австрийцами и всеми прочими народами, жившими в империи Габсбургов, напоминавшее своей пестротой лоскутное покрывало, всегда существовала взаимная неприязнь. Теперь же, оглядываясь назад с высоты восьмидесяти прошлых лет, я понимаю, что был тогда не прав. Дело не в австрийцах, а в людях вообще. В Париже и Нью-Йорке со мной обходились не лучшим образом.

заливали чернилами мои записи, запускали в мою комнату кошек, которые, обезумев взаперти, переворачивали все вверх дном. Все знали, насколько щепетилен я в вопросах порядка и чистоты, и намеренно наносили уколы в самые болезненные места.

В любом учебном заведении время от времени кто-то сходит с ума.

Наука – вот моя первая, главная и единственная любовь. Другой мне не надо.

Каждый человек создан для того, чтобы прожить свою жизнь. Представляю, каким бы я был священником, если бы подчинился воле отца – худшим из худших. И я бы ни за что не дожил бы до своего нынешнего возраста, потому что жизненную энергию мне дает занятие любимым делом. Когда я был моложе, то мог работать сутками напролет, мог не спать, не отдыхать и не есть по трое суток, но не чувствовал себя уставшим. Когда делаешь то, что хочешь делать, работа приносит радость. Силы не убавляются, а наоборот – прибывают. С возрастом, конечно, все меняется в худшую сторону, но и сейчас мне достаточно двухчасового сна, чтобы полностью восстановить свои силы.

Ужасно, когда твой жизненный путь определяет кто-то другой, пусть даже и твой родной отец.

Будущего я не вижу, но у меня хорошо развита интуиция. Иногда мне приходится резко менять свои планы (давая тем самым повод к очередным упрекам в сумасбродстве), когда меня посещают нехорошие предчувствия. Я не вижу никаких картин, просто при мысли о чем-то вдруг появляется сильная тревога, которая проходит сразу же после того, как я откажусь от намерения куда-то ехать или идти. Позже я узнаю о том, от чего меня уберегла моя интуиция. Мои тревоги никогда не бывают напрасными.