Сибиряк

Наша деревня особенная! – Савинцев оглянулся по сторонам, долго молчал, как будто подыскивая сравнение, и, не найдя его, со вздохом закончил: – Всем деревням – деревня!

Земля, пахнущая дымом и хлебом, приняла его с тихим вздохом.

Деревенские мы… А мы, думаешь, кто?.. Я, может, сам. Я, может, пуще отца родного чту тебя… А ты… Эх ты… – И, чувствуя, что Матвей все больше тяжелеет, обвисает на нем, он громко запричитал: – Слышишь, Мотя, не помирай!.. Слышишь, потерпи маленько…

Внезапно его, как пилой, резануло по животу. Яркие круги мелькнули в глазах, зазвенело в голове множество тонких колокольчиков, земля под ногами сделалась мягкой, как торф, и перестала держать его. Он упал, широко раскинув руки, и колючая стерня впилась ему в щеку. Пресный и густой запах сухой земли, спелого хлеба, к которому примешивался еще более густой и еще более приторный запах крови, полился в него и застрял в груди тошнотворным комком. Не было силы выдохнуть этот комок, разом выплюнуть густую слюну, связавшую все во рту.

У разведчика потеплели глаза, он улыбнулся потрескавшимися губами и без осуждения сказал:

– Эх ты, Мотя, разудала голова!

Да нет… в огороде, что саперы отбили, наткнулся на картофельную яму, а в ней женщина с ребятишками. Ни живы, ни мертвы и третий день не евши. Ну и… что хотите делайте… Солдатам не впервой, а там ребятенки, сердешные…

Матвей помялся, виновато кашлянул и глухо добавил

Вроде бы и неповоротливый мужик Савинцев, да и не очень сообразительный, но дело свое исполнял старательно

Родной край, своя деревня, свой дом всегда и всюду с солдатом – они врастают в его сердце навечно.

он не падал духом, когда у него что-нибудь не получалось