Анатомия любовника моей жены

Возможно, мне просто ужасно захотелось услышать звук собственного голоса, потому что жизнь настолько трагична, что люди часто испытывают желание заговорить лишь для того, чтобы услышать собственный голос.

Копнув глубже, я обнаружил еще один общий мотив таких романов: завуалированную теорию сексуальности. Все героини изменяют мужьям, потому что сексуально неудовлетворены. Есть острая потребность, которую им необходимо восполнить. И эта сексуальная фрустрация делает их то безумными, то ранимыми, то злобными. Но, испытав удовлетворение, они не становятся счастливее, потому что уже слишком поздно. И разврат увеличивает в разы их безу­мие, ранимость и злобу

Как спастись: верить в Бога (в воображении) или жить без него (в реальности)?

Автофикшн заводит в тупик. Декларация отсутствия вымысла является, в сущности, одной из стратегий вымысла — как «украденные письма» Эдгара По, нарочно оставленные на столе, прямо под носом сыщиков, которые их так и не нашли. За иллюзией полнейшей откровенности кроется притворство, не слишком симпатичный трюк, который разрывает существующий уговор между писателем и читателем. Сочинять — и значит обманывать; любой читатель это знает и подсознательно принимает, открывая книгу. Но он не хочет этого «знать», и уж тем более — участвовать в обмане.

Голод, сон, вожделение — вот на чем все вертится, и все мы движемся прямой дорогой к неминуемому финалу.

Я сделал вид, что не заметил его, якобы крепко о чем-то задумавшись, хотя он прошел в паре метров от меня. Он сыграл в ту же игру — будто был погружен в свои мысли, и так мы разошлись, оба притворно занятые размышлениями и довольные, что не пришлось пус­каться в разговор.

У нее были запутанные отношения с мужчинами, после которых она оставалась опустошенной и разочарованной. Казалось, она из раза в раз повторяет один и тот же сценарий. По прошествии первых восторгов и неумеренного секса, который словно разглаживал ее кожу, так что та прямо светилась, она всегда испытывала разочарование. Очередной мужик представал таким, какой он есть: эгоистом, занудой, скрягой, грубияном, обжорой, буйным, ненасытным кобелем и — вишенка на торте — еще и женатиком. Всё, чао!

Кафка утверждал, что писатель, который не пишет, — это чудовище, близкое к безумию.

Принцип поэзии гласит, что любое самое заурядное, незначительное и тривиальное или трагическое событие может стать темой романа.

Вся острота страдания заключалась не в самом несчастье, но в невозможности как-то смириться с ним. Я не был несчастлив — я просто не умел быть несчастным.