Бабушка! — снова кричит Фридер

Тут в две­рях по­яв­ля­ет­ся ба­буш­ка. Она хва­та­ет­ся ру­ка­ми за го­ло­ву и при­чи­та­ет:
— Да что ж это та­кое? Не­год­ник

гром­ко по­лу­чи­лось! От­лич­но

— Иди сюда, бу­дем иг­рать! В ку­ли­чи­ки!

хо­ро­ше­го ждать не при­хо­дит­ся.

Друг по име­ни Бат­ци

— Ба­буш­ка! — кри­чит Фри­дер и дёр­га­ет за ба­буш­ки­ну юбку. — Ба­буш­ка, я хочу, что­бы у меня был друг! И чтоб его зва­ли Бат­ци.
— Да от­стань от меня, шпин­га­лет! — вор­чит ба­буш­ка. — Не ме­шай, ты же ви­дишь: я за­ня­та.
Она сто­ит на ко­ле­нях пе­ред ку­стом чёр­ной смо­ро­ди­ны и оби­ра­ет его. Ягод­ку за ягод­кой. Кор­зин­ка ещё да­ле­ко не пол­ная.
Фри­дер топ­чет­ся ря­дом и ску­ча­ет. У него нет ни­ка­кой охо­ты рвать смо­ро­ди­ну. Он не лю­бит со­би­рать яго­ды. Он лю­бит их есть.
— Ну ба­буш­ка, мне так хо­чет­ся дру­га Бат­ци, — взды­ха­ет он и берёт смо­ро­дин­ку из ба­буш­ки­ной кор­зин­ки. Нет, три!
— Руки прочь, слад­ко­еж­ка! — го­во­рит ба­буш­ка и от­тал­ки­ва­ет руку Фри­де­ра от кор­зин­ки. — И во­об­ще, за­чем тебе друг? У тебя же есть я!
— Друг луч­ше, — ноет Фри­дер. — Ты ни­ко­гда со мной не иг­ра­ешь! Со­всем-со­всем ни­ко­гда!
На это ба­буш­ка от­ве­ча­ет толь­ко: «Ха!», и Фри­дер по­спеш­но от­хо­дит по­даль­ше.
Если ба­буш­ка го­во­рит «Ха!», это чаще все­го не су­лит ни­че­го хо­ро­ше­го…
Фри­дер ре­ша­ет пой­ти по­гу­лять. Гу­ля­ет он все­гда во­круг са­до­вых гря­док. Сна­ча­ла на­ле­во — во­круг гряд­ки с са­ла­том. По­том на­пра­во — во­круг дру­гих ово­щей. Скуч­но. Фри­дер взды­ха­ет — тя­же­ло и дол­го. С дру­гом — с Бат­ци — он бы сей­час по­играл. По­го­ня­ли бы в фут­бол. Или по­бо­ро­лись. Или по­зли­ли бы ба­буш­ку… Вот было бы здо­ро­во! Надо под­красть­ся тай­ком, как ин­дей­цы, и бы­стрень­ко раз­вя­зать ба­буш­кин фар­тук… Он по­тя­нет за пра­вую за­вяз­ку, а Бат­ци — за ле­вую. И ко­гда ба­буш­ка вста­нет, фар­тук с неё упадёт. Пря­мо в са­до­вую грязь. По­том она крик­нет «Ха!» и при­мет­ся ло­вить ви­нов­ни­ков. Но ви­нов­ни­ки очень про­вор­ны, они уме­ют бе­гать бы­стро-бы­стро, как ин­дей­цы. И они вме­сте спря­чут­ся. Бат­ци и он. За боч­кой с до­жде­вой во­дой. И бу­дут там си­деть и хи­хи­кать. Вме­сте.
Фри­дер не мо­жет сдер­жать сме­ха. А по­том сно­ва взды­ха­ет.
По­то­му что в саду нет ни­ка­ко­го Бат­ци. Куда ни по­смот­ри — ни­где его не ви­дать. Здесь толь­ко ба­буш­ка. Гад­ство!
Не­до­воль­ный Фри­дер при­се­да­ет на кор­точ­ки. Ря­дом с са­ла­том. И даже не­множ­ко на­сту­па­ет пря­мо на са­лат. Но толь­ко од­ной но­гой. Если ба­буш­ка та­кое уви­дит, она бу­дет ру­гать­ся. Она тер­петь не мо­жет, ко­гда на­сту­па­ют на её по­сад­ки.
Фри­дер уби­ра­ет ногу. Са­лат ведь ни в чём не ви­но­ват.
Он растёт себе, весёлый и зелё­ный. «Вот если бы тут вы­рос Бат­ци… — то­скли­во ду­ма­ет Фри­дер, — это было бы го­раз­до луч­ше. Ду­рац­кий са­лат!»
Но дру­зья не рас­тут на гряд­ках, Фри­дер это дав­но зна­ет. Он

По­слеобе­ден­ный сон

Хро­мая нога

по­сад­ки.
Фри­дер уби­ра­ет

.
Фри­дер уби­ра­ет

Фри­дер уби­ра­е