Золотой дом

Нет безопасного места, монстр всегда у ворот, и отчасти монстр всегда внутри нас, мы сами – те чудища, которых мы боялись, и какая бы красота ни окружала нас, как бы ни были мы удачливы в жизни, деньгах, в талантах и любви, в конце пути пылает пламя, и оно пожрет нас всех.

Когда жизнь идет под откос, работа вдруг налаживается. Это что, правило такое? Одиночество и Сердечная печаль – так именуются врата Эдема?

Кому сдался этот мир, если можно бежать через пустыню за верблюдом Питера О’Тула или вместе с космонавтом у Кубрика, его играл Кир Далли, убивать взбесившийся компьютер HAL 9000, пусть заткнется и не распевает: “Ромашка, ромашка, любит – не любит”? Чем реальность соблазнит того, кто может бежать со львом и пугалом по дорожке из желтого кирпича или спускаться по парадной лестнице рядом с Глорией Суонсон, когда мистер Демилль готовится сфотографировать ее крупным планом?

Мы все – айсберги. Не потому что холодные, а потому что большая часть скрыта под водой и эта скрытая часть способна затопить “Титаник”.

Я признаю себя множественной цельностью. Я – дочь моего застреленного страдавшего психозом отца. Я оплакиваю мою погибшую любовь. Альтернативно – я могу отнести себя к племени тощих людей. Сверх того или вопреки этому я – ученый. А также я темноволосая. У меня есть такие‑то взгляды и нет этаких. Я могу определить себя множеством разных способов. Но вот чем я не могу быть: я не могу быть чем‑то одним. Я содержу в себе множества. Я сама себе противоречу? Очень хорошо, противоречу сама себе. Быть множественной, быть многообразной – это и есть нечто уникальное, изобильное, необычное, и это – я. Втискиваться в узкие определения – это и есть ложь. И когда нам говорят, что, если не можешь быть чем‑то одним, ты вообще ничто, – нам говорят ложь.

Возможно, все мужчины по натуре предатели, и хорошие мужчины – тоже предатели, только еще не дошедшие до той развилки на своем пути.

Жизнь и смерть равно бессмысленны. Они случаются или не случаются по не имеющим веса причинам, которые ничему не учат. Нет в этом мире мудрости. Все мы шуты фортуны.

И все же “единственное оправдание привилегиям – обратить их на пользу”, учил меня отец.

Мы все – айсберги. Не потому что холодные, а потому что большая часть скрыта под водой и эта скрытая часть способна затопить “Титаник”.

Смерть в семье, как и рождение ребенка, дает посторонним или почти посторонним людям право подходить к тебе и заводить свой монолог.