Без разрешения

Когда я покидаю здание с чувством вины за собственное существование, ливень стихает. В моей — бывшей нашей — квартире травят клопов, и мне некуда идти после. Из моей — бывшей нашей — любимой булочной я звоню ей. Я рассказываю о своём провале: она, конечно, находит успокаивающие слова, и мне приятно чувствовать, что меня жалеют. Свежевыпеченный хлеб красиво разложен в плетёных корзинах в витрине, и он совершенно не пахнет: он никогда не пах, даже в тот день, когда мы съели половину буханки, пока добрались до дома. Тогда я радовалась, что очередное клише удалось воплотить в жизнь: вот мы несёмся по холодеющему проспекту, и в руках у нас хлеб в бумажной обёртке и ровно полкилограмма черешни, и мы будем счастливыми ещё примерно две недели, пять дней и два часа.

«История повторяется дважды — сначала в виде трагедии, затем в виде фарса», — гласит гегелевская максима.

Я достаточно знаю про Дэвида Харви и журнал Artforum, чтобы мы могли заняться сексом.

детские образы и дет­ские трав­мы вообще красной нитью проходят через весь сборник

ервого сентября в начале восьмого класса все девочки пришли в школу с сиськами

вангардной интеллектуализированной прозе, ни к инициативам частных лиц, желающих опубликовать своё литературное твор

я думаю о том, какое это верное положение, почти незнакомое мне, вот так опираться на другого. Как неожиданно для себя я готова отдать за него многое. В темноте я не знаю точно, кто стоит за моей спиной

«История повторяется дважды — сначала в виде трагедии, затем в виде фарса», — гласит гегелевская максима.

У Маши здесь звуковая

Результатом такого эксперимента — всё ещё нетипичного для постсоветского образовательного пространства со свойственным ему сочетанием спортивной дисциплины и рыночного произвола — и стала эта коллекция рассказов.