Наперегонки с эпидемией. Антибиотики против супербактерий

Хотя иммунотерапия рака является рискованной, она часто работает. И самое главное, она обратима. Но то, что работает для Реми, может не сработать для Донни. Я уже лечил пациентов, у которых начались осложнения от одной-единственной таб­летки. Такая гибкость имеет не только преимущества — я могу нажимать на тормоз, когда что-то не работает, — но и недостатки. Некоторые онкологи настаивали на сохранении постоянной терапии рака, которая меняла бы наш генетический код: CRISPR. Эта аббревиатура всплывала снова и снова, когда я искал лучшее лечение для Реми.
CRISPR — короткие палиндромные повторы, регулярно расположенные группами, — это самое важное научное открытие века, которое позволяет редактировать геном. Проблемный генетический материал может быть удален навсегда: гены, ответственные за рак, могут просто исчезнуть. Это настоящий прорыв, но существуют определенные технические и этические барьеры. Постоянное изменение генетического кода может изменить саму суть человека; очень просто вставить ДНК кролика человеку, и сделать это можно без согласия человека.
Исследователи изучают CRISPR и в качестве средства для борьбы с супербактериями; можно было бы вырезать гены устойчивости у патогенов или ослабить их до такой степени, чтобы они больше не представляли угрозы. Врачам Реми не пришлось бы звонить Тому Уолшу; стоило бы просто разработать сообщение CRISPR для Saprochaete clavata о том, что необходимо самоликвидироваться. Но такое решение проблемы будет существовать только через годы, если не десятилетия.
В ближайшем будущем метод CRISPR может быть использован несколько иначе. После того как я узнал о состоянии Реми, я на­ткнулся на работы Тимоти Лу, биолога-синтетика10 из Массачусетского технологического института, который использовал CRISPR в качестве диагностического инструмента для обнаружения супербактерий и терапевтического — для их уничтожения.
— Идея в том, — рассказывал он мне, — чтобы использовать CRISP в качестве молекулярного скальпеля. Мы можем быстро найти E. coli, наводя систему на одну мутацию в ключевых ферментах, например ДНК-гиразе, и врачи будут точно знать, что антибиотики сработают.
Это будущее точной медицины — использование молекулярных тестов, позволяющих отличить наиболее опасные патогены от тех, которые являются безвредными. Таким образом, врачи могли бы выбрать лучшее лечение.

Уильям Рокфеллер был хитрым дельцом, торговцем поддельными лекарствами, который иногда притворялся инвалидом, чтобы разжалобить клиентов. Несмотря на отсутствие медицинской подготовки, доктор Рокфеллер, как он сам себя называл, утверждал, что является специалистом в области онкологии. Он продавал зелья и эликсиры больным детям по всей стране. Выросший в тени мошенничества, его сын, Джон Дэвисон Рокфеллер, пошел в противоположном направлении, став евангельским баптистом и капитаном промышленности — ни перед чем не останавливающимся нефтяным магнатом, который станет самым богатым и, возможно, самым ненавистным человеком в США. История говорит, что Рокфеллеры не защищают беззащитных, а эксплуатируют их, выдаивая до цента людей со скромным достатком — мужчин и женщин, которым просто нужно отапливать дома, кормить семьи и лечить детей.
Течение времени восстановило образ этой семьи, которая когда-то была самой обсуждаемой в Америке. Отчасти это связано с потомками Рокфеллеров, которые бурно защищали фамилию, а ­также с некоторыми щедрыми благотворительными пожертвованиями. Баптисты, особенно евангелисты, верят, что вода символизирует искупление, а Рокфеллеры достигли его за счет чего-то более осязаемого — благотворительности.

С 2000 года двести тысяч американцев умерли от передозировок, связанных с ­рецептурными опиатами, такими как оксикодон. Три чет­верти людей, которые пробовали героин, начинали именно с ­обезболивающих. Путь к наркомании начался в больнице.