Темные ущелья

Крутые склоны, плохая погода, враждебные силы, приближающиеся со всех сторон. И местное население, которое мы только что успешно взбесили».

– Господа, – сказал он ровным голосом. – Мы в полной заднице.

Они чего-то хотят, молятся, требуют, умоляют, просят дать им утешение, наставление, подтверждение и еще – большое такое одеяло справедливости, чтобы в него можно было кутаться от колыбели до могилы. Мы от такого устаем, и быстрее, чем может показаться.

Он шмыгнул носом и затолкал их куда-то вглубь себя, как поступал с болью от любой другой раны.

То, во что верят другие, меня не касается, если только они не пытаются мне это навязать.

Казалось, вместе с солью из кожаных сумок они высыпали все свои опасения, оставив их позади в крошечных белых узорах, которые сами же и сотворили.
Вообще-то Рингил полагал, что так все и случилось – и разве не в этом смысл религии?

«Это не цивилизованный мир, – сказал он дочери, когда та была еще ребенком. – И потому у тебя на самом деле только два варианта. Ты можешь стать бойцом, и пусть все это видят. Или ты можешь постоянно бояться каждого дешевого головореза, который считает себя особенным, потому что мамочка сочла нужным родить его с парой яиц и членом. Мне жаль, Арчиди, мне правда очень жаль. Я бы хотел, чтобы ты выросла в лучшем месте, но это место будет создаваться веками. Это единственное, что я могу сделать».

Согласно правилам, которые были использованы для восстановления мира целую вечность назад, нам запрещено прямое вмешательство без просьбы верующего. А главные фигуры – те, кто лучше всех подходят для избранной нами игры, – ни хрена не молятся.

Соленый Владыка вздыхает. Смотрит вдаль через бескрайнюю степь.

– У нас не принято легко обижаться. То, во что верят другие, меня не касается, если только они не пытаются мне это навязать.

Матери в портовых трущобах теперь говорили, желая приструнить непослушных маленьких сыновей: «Веди себя прилично, или ночью за тобой придет Рингил Эскиат и уделает, как братьев Силета».

Есть покой и есть движение. И, единожды начав движение, мы уже не можем по-настоящему успокоиться, пока не умрем. Единственное, что действительно ценно, – хорошо двигаться, пока можешь, а уходить на покой надо в тот момент, когда, кроме покоя, уже ничего не осталось.