Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звезд и страха

Как вы могли допустить тридцатые годы? Как разрешили поработить себя такому страху? Почему не прибегали к вооружённым восстаниям? – с возмущением спрашивали меня. Счёт предъявляли не государству, а самим репрессированным!
Не было сопротивления, считало молодое поколение? Было!

Добывание себя из себя в качестве акта личной воли – единственная продуктивная форма участия человека в собственной судьбе»

Если от работающих тридцатилетних-сорокалетних эмигрантов Америка требовала физических и творческих затрат, то на долю домочадцев приходилась организация семейной жизни. Чтобы создать тот ясный мир внутрисемейных отношений, которому я беспрерывно удивлялась, надо было умело координировать его с жёсткой реальностью новой страны. Обеим дочерям Анки и Гриши дано было понимание чего-то самого глубокого про суть, смысл и ответственность за жизнь в целом. Я вбирала в себя предельно серьёзное и выверенное отношение членов семьи друг к другу, к любому обещанию, к каждому произнесённому слову, особенно если слово адресовалось детям.

Бердяев писал: «Я всегда был ничьим человеком…» «Мне более свойственно орфическое понимание происхождения души, чувство ниспадания её из высшего мира в низший… я никогда не ощущал, что родился от родителей». Почти то же и у Бунина: «„Я родился там-то и тогда-то…“ Но, Боже, как это сухо, ничтожно и неверно! Я ведь чувствую совсем не то! Это стыдно, неловко сказать, но это так: я родился во вселенной, в бесконечности времени и пространства…»

Мы сошли с рельсов, – писала она. – Мы не приучены к свободе, даже самой жалкой… Я не имею рецепта ни для себя, ни тем более для Вас. Правда бесконечно индивидуальна, и отказываться от собственной внутренней биографии никто не может и не должен… Я придерживаюсь: 1. Открытого ума, готовности к любому: рациональному, мистическому или практическому – опыту и знанию… 2. Стремления найти свой индивидуальный путь к смыслу своего и общего существования

Виновато с детства присущее мне постоянство человеческих привязанностей, неумение разлюбить, отвыкнуть, выбросить из души хотя бы тех, кому моя преданность в дружбе вовсе не нужна… Так нет же, „место“ не освобождается, а только становится болевой точкой.

чтоб не бродили мысли где попало, хорошо их приковать к книге

Правда – это рассказанная не во всех подробностях история».