Плывун

непреодолимая двойственность: желание быть хорошим и четкое понимание, что хорошим для всех не будешь.

Прозаик
Зачем я родился? Зачем я живу?
Зачем сочиняю седьмую главу
Мучительного романа,
И мне это вовсе не странно?
Ведь был, вероятно, какой-нибудь план?
Неужто так важно закончить роман?
Творец потерпел неудачу,
Без цели решая задачу.
Заманчиво было составить меня
Из камня и стали, из льда и огня,
Чтоб я был покоен и вечен
И стойкостью личной отмечен.
Но я получился на редкость другим,
И вот, вопреки начинаньям благим,
Сижу над страницей романа,
Вкушая всю прелесть обмана.
А там, на странице, какой-то герой,
Лишь непреднамеренно схожий со мной,
Гуляет и служит примером
Дошкольникам и пионерам.
Меня он пугает, словами звеня.
Он создан из камня, из льда и огня,
Он равно покоен и вечен
И стойкостью личной отмечен.
А я, незадачливый тихий творец,
Немного мудрец и немного глупец,
Решаю все ту же задачу,
Смотря в темноту наудачу.

1979

Писатель ищет оправданья,
Живет, как в зале ожиданья.
Покоя нет в его стране.
Соединяя душу с телом,
Он занят безнадежным делом.
Нелеп его автопортрет!
Соединяя правду с ложью,
Надеется на помощь Божью,
А Божьей помощи все нет.
Ему бы помощь человечью,
Чтоб сладить с неспокойной речью,
Что в глубине его звучит.
Звонок молчит. Трамвай несется.
Никто за стенкой не скребется
И в дверь тихонько не стучит.

1979

Не надо бросаться словами
Такими, как «правда» и «ложь».
Воинственный крик, между нами,
На слабое эхо похож
Того, настоящего крика
Объятой смятеньем души,
Узнавшей, что все многолико
И нету ни правды, ни лжи.

1973

Я расскажу, как стыдно быть немым
В пивной, где виснет папиросный дым,
В трамвае, утомительно бренчащем,
Как мелочью, усталыми людьми,
На пыльном тротуаре, где прохожий
Походит на тебя не только кожей,
Но и душой, которую едва
Возможно ль толком воплотить в слова.
Как стыдно быть немым, когда в тебя
Заглянет человек, стоящий рядом:
«Вы, кажется, листаете словарь?
Ну, что там пишут новенького нынче?»
А что сказать?.. Скажу ему: душа!
Тогда другой (он пьян, стоит нетвердо)
Обидится и скажет: «Ни шиша!» —
И будет прав… Как стыдно быть немым,
Когда взирают на тебя с надеждой
И ждут, что вот сейчас, еще немного,
И будет слово каждому дано.
«Вот, например, — скажу, — любовь. Чем плохо?»
Но женщина вздохнет: «Не та эпоха!»
И дядя согласится: «Нет любви.
Ты что-нибудь другое назови,
А то кругом помешаны на сексе…»
Ах, сердце! Для чего ты бьешься, сердце?
Ты телеграф, но я, не зная кода,
Твержу свое: душа, любовь, природа…
Перевожу: любовь, природа, смерть.
«От взрыва?» — уточняет тот же дядя.
Бегу вперед, ни на кого не глядя,
Растерянный, подавленный, немой.

1972

Ничто не проходит бесследно
Из верно служивших вещей.
Подсвечник какой-нибудь медный,
И тот попадает в музей.
Какой-нибудь стул колченогий
Векам оставляет портрет,
Исполненный кистью Ван Гога,
Влюбленного в данный предмет.
И дело не столько в поэте,
В художнике, где б он ни жил,
А больше в том самом предмете,
Который исправно служил.

1972

Меньше слов и больше дела.
Никому не нужен крик.
Важно, чтоб душа сумела
Для себя найти язык.
Важно быть честнее века,
Твердо стоя на своем,
Чтобы профиль человека
Был яснее с каждым днем.
Важно счастью научиться
И трудиться, а не ныть.
Что случится, то случится,
Значит, так тому и быть.
Значит, эти испытанья
Уготованы тебе,
Точно знаки препинанья
В предначертанной судьбе.

1972

Дарите себя, не стесняйтесь!
Дарите решительно всем.
Влюбляйтесь, грешите — старайтесь
Себя подарить насовсем.
Дарите себя неумело,
Дарите житье и бытье,
И душу дарите, и тело,
И дело дарите свое.
Дарите пожитки, бумаги,
Дарите свой голос и смех,
Дарите в приливе отваги,
Дарите, не веря в успех.
Дарите себя, забывайте,
Когда подарили, кому…
Дарите, но не продавайте!
Вот, собственно, речи к чему.

1972

Счастливые стихов не пишут
Ни в будни, ни по выходным.
Они рождаются и дышат
Счастливым воздухом своим.
Спокойные и трудовые,
Приученные ко всему,
Им эти точки, запятые,
Им эти строчки — ни к чему.
У них иное время быта,
Иная светит им звезда.
И что прошло — то позабыто,
А что случится — не беда.
А ты, растерзанный на части
Печалью, ложью и стыдом
Себе изобретаешь счастье
На трудном листике пустом.

1972

По письмам вряд ли разберешься,
Какие долгие века
Прошли без нас, пока мы ждали,
Пока читали невпопад
Слова вокзальные в журнале
И шли вперед с лицом назад.
Зачем нам память, если болью
Она прорезалась опять?
Зачем нам этой крупной солью
Былые раны посыпать?
Зачем нам долгое мученье
И плач по дурочке-судьбе?
Я хоть в словах ищу спасенья,
Но что останется тебе?