Transsiberian Back2Black. Vol.2

Имея в запасе 70 грамм равнодушия, еще столько же презрения к людям и целый рюкзак отсутствия перспектив и планов, я делаю шаг в лужу.

На следующий день я опоздал. Не то чтобы критично, на четыре часа.

проза, подобная той, которую пишет Доронин, в России существует только в некоем литературном гетто, а отдельные авторы если и становятся «культовыми», то только в пределах этого гетто.

Детки пишут прекрасные по содержанию сочинения про осень Достоевского. Блять, осень Достоевского, если почитать его мемуары, проходила либо в клинике, что во дворе ГБН, либо в каком-нибудь второсортном отеле не этого города, где великий русский, сука, классик дрожал от невозможности пойти поиграть рулетку и замирал при звуке шагов в коридоре, тут же моча штаны от страха, что это кредиторы наконец выяснили, где он сидит.
Дети, завязывайте писать чепуху! Осень в этом городе коварна, она гуляет ночами по городу и, словно дух Акакия Акакиевича, теребит редких прохожих за их пугливые, не очень чистые шеи. Только в это время года нередки случаи, когда, например, благоразумный отец семейства ни с того ни с сего сигает с Литейного моста, вообразив себя поплавком, ― вот до чего достигает степень безумия в городе.
Все призраки, которых тут столько, что порой не понимаешь, откуда на Невском ночью такая толпа движется по своим делам, особенно показывают свое присутствие и пугают приезжих глупых туристов, принимая формы гниющих бомжей с беззубыми, ввалившимися ртами.
Однако этот город и красив. Стоит задрать голову ночью, чтобы увидеть великолепие сплетенных проводов и свет фонарей, который особенно прекрасен в это время.
Так, о чем я? Я скучаю.

Вопрос «какого хуя я тут делаю» возникал у меня регулярно, пока я работал в этой конторе.

Мы тут будем наполнять светом бессмысленное и разрисовывать звуком унылое

Это все в прошлом. Тащить его за собой не надо. Ветер дул куда-то внутрь, и это был ни хуя не Петербург Достоевского.

Детки пишут прекрасные по содержанию сочинения про осень Достоевского. Блять, осень Достоевского, если почитать его мемуары, проходила либо в клинике, что во дворе ГБН, либо в каком-нибудь второсортном отеле не этого города, где великий русский, сука, классик дрожал от невозможности пойти поиграть рулетку и замирал при звуке шагов в коридоре, тут же моча штаны от страха, что это кредиторы наконец выяснили, где он сидит.

Очередная попытка поменять город и спасти себя от наркотиков привела лишь к тому, что я сменил барыг. Еще появилось ощущение, что не за горами тот момент, когда равнодушная дама с косой скажет мне: «Ну че, доигрался, пойдем».
Но пока я делаю вид, что жизнь — замечательная штука, и даже вру знакомым о планах на будущее, хотя сам в них не особо верю. Я верю только в то, что высшие силы не допустят, чтобы в городе закончился кайф.
На мне костюм, и это усиливает мое отвращение к самому себе вдвойне. Но я хамелеон и пока играю роль полноценного члена общества. У меня даже есть удостоверение.

Маленькая шалость с изменением сознания обернулась катастрофой.
В общем, не удивительно. Документалисты и врачи не врут, когда говорят, что наркотики ― это плохо.
Сначала ты очень рад своему отличию от других. Внутренний голос рассказывает сказки: «Ты ― особенный. Какой яркий мир, ты посмотри на это!». Далее ты начинаешь испытывать какую-то тревогу, но отмахиваешься от нее. И однажды утром ты просыпаешься в поту со спазмами в животе оттого, что прошло семь лет.