Гигиена убийцы. Ртуть

— Должно же во мне быть хоть что-то красивое. В «Дяде Ване» Чехова обиженная природой героиня сетует: «Некрасивым девушкам всегда говорят, что у них прекрасные волосы и прекрасные глаза».

Вы так боитесь быть красивой? Я это понимаю, хоть мне до вас и далеко. Уродство­ куда как удобнее: не надо ни с кем соперничать, живи себе в своем несчастье, купайся в нем, все так просто. Красота — как обещание: надо суметь его сдержать, надо быть на высоте. Это куда труднее. Пару недель назад вы говорили о чудесном даре. Но не каждый стремится получить эту милость, не каждому­ хочется быть избранным, видеть изумлен­ный восторг в глазах окружающих, воплощать мечту всех и каждого и, просыпаясь по утрам, всматриваться в свое отражение в зеркале: не оставило ли на нем время своих отметин? Уродство — оно незыблемо, оно на всю жизнь. Кроме всего прочего, оно делает из вас жертву, а вам так нравится чувствовать себя мученицей...
— Я ненавижу это! — возмутилась девушка.

В подавляющем большинстве случаев люди добры, потому что хотят, чтобы их оставили в покое.

Феминизм и антифеминизм — извечные напасти рода человеческого, а выход очевиден, прост как дважды два и логичен: ликвидировать женщин.

Если писатель ухитряется говорить увле­кательно на эту тему — одно из двух: или он повторяет вслух то, что написал в книге, тогда это просто попугай; или растолковывает интересные вещи, которых в книге не сказал, тогда эта книга гроша ломаного не стоит, потому что она не самодостаточна.

Вы не имеете ни малейшего представления о том, что такое любовь. Это болезнь, и от нее человек не становится лучше. Стоит только полюбить по-настоящему, поневоле причиняешь любимому существу зло, даже — и особенно — если хочешь сделать его счастливым.

Вы не знаете, что это значит, когда хочется называть кого-то по имени? Думаете, весь род человеческий вызыва­ет у меня такое желание? Нет, детка. Если чье-то имя просится на язык из глубины души, значит этого человека любишь.

паралллельные, которые не пересекаются.

Я и написал об этом, потому что сказать не мог. За перо берутся, когда нет слов, это величайшая тайна — переход от несказанного к высказанно­му. Слово устное и слово письменное — это паралл

Tota mulier in utero