Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

«Как ты думаешь, мы ведь к вечеру попадем в ту деревню, что ты говорил?» — как-то после нескольких часов пути спросил я, всем своим видом, а также интонацией показывая, что нам бы очень хорошо туда добраться.

«Послушай, — бодро улыбаясь, ответил он, — я думаю, мы должен встретить ее вечером сегодня».

На закате мы все еще плыли вдоль пустынных берегов.

«Кинг Джордж, — я не скрывал раздражения, — где та деревня?»

«Э… Это далеко-далеко, далек путь».

«Но ты сказал, что мы встретим ее сегодня вечером».

«Слушай, ну ведь мы старались, правда?» — обиженно возразил он.

тонкая кривая лиана, которую акавайо прозвали «бабушкин позвоночник

Есть история про то, как однажды миссионер пришел к новообращенному индейцу, увидел, что тот жарит на огне лабба, и стал рассказывать, какой это страшный грех».
«Но это не лабба, — возразил индеец, — это рыба».— «Чушь какая! — воскликнул миссионер. — У рыб не торчат два больших передних зуба».— «Нет, сэр. Помните, вы приехали в нашу деревню, сказали, что мое индейское имя — нечистое, побрызгали на меня водой и я стал называться Джон. Так вот, сэр, пришел я сегодня в лес, увидел лабба, выстрелил в него, но прежде, чем тот умер, брызнул на него водой и говорю: «Лабба — нечистое имя, ты теперь будешь рыба». Так что я ем рыбу, сэр»

[1] «Главное достоинство храбрости — благоразумие» (пер.

«Почему вы не выращиваете бананы?» — удивленно спросил гость.

«Они здесь почему-то не растут».

«А папайя?»

«Тоже не растет».

«И кукуруза не растет?»

«Не, не хочет».

«И апельсины?»

«Та же беда».

«Но у немца, что живет в нескольких километрах отсюда, и бананы растут, и папайя, и кукуруза, и апельсинов хоть отбавляй».

«Ну да. Так они не сами растут, он их посадил».

Тхат Сен просиял. «Losmen!» [10] — воскликнул он. Видя, что я не понимаю, он повел себя так же, как любой британец при встрече с иностранцем, не знающим английского: решил, что я глухой.

Я протянул к нему руку, в ответ ленивец медленно, вальяжно повел в мою сторону задней лапой. Я чуть ретировался — и зверь кротко заморгал, словно удивился, что ему не удалось меня зацепить. После двух безуспешных попыток активной самообороны он приложил все усилия к тому, чтобы как можно теснее прижаться к лиане.

с несокрушимой уверенностью дилетанта

А тот в ответ, нет, говорит, если не дашь мне еще денег, я на тебя так дуну, что твои глаза превратятся в воду и вытекут, тебя пронесет так, что все кишки из тебя вывалятся, и ты умрешь. Я встал напротив, что ж, давай, дуй. Тот подул, посопел, а когда успокоился, я ему и говорю: «Не знаю, как там дуют макуси, но я долго жил с акавайо, и теперь сам на тебя дуну, как они научили». Я набрал побольше воздуху, попрыгал вокруг него, дунул посильней, а потом пообещал, что теперь его рот запечатается, он больше ни крошки не проглотит, скрючит его так, что голова в пятки уткнется, и он в муках умрет! Прогнал этого ведуна — и больше о нем не думал. Ушел себ

Однажды маленькая африканская белка запрыгнула на микрофон, висевший прямо над демонстрационным столом, пронеслась через студию и скрылась в вентиляционной трубе. Она поселилась там надолго, и временами появлялась в драмах, варьете или в коротких передачах, которые шли из той же студии