Нам здесь жить

В рейтинге отделения лидирует первая часть «Улиц разбитых фонарей» и «Глухарь» – как наиболее соответствующие действительности. В любви сотрудников к сериалам «про ментов» есть какая-то нездоровая сублимация – сериалы убеждают, что милиция действительно очень нужна людям. Более того, сериальные герои постоянно нарушают закон, что (по кинематографической логике) и неизбежно, и правильно.

Поступают вызовы, дежурные вызывают по громкой связи тех, кому «на выезд»: дознавателей, оперативников, иногда – криминалистов.
Выезжающие уточняют:
– Светлое злодейство?
– Темное.
– Ну, спасибо за висяк.
Светлые преступления – это когда потерпевший видел преступника. Темное – когда нет.

Глухие – это замкнутый мир, – подтверждает Настя. – Но непонятно, чьей вины в этом больше – глухих или слышащих.

Ощущение жестового языка у каждого свое. Настя может думать на жесте и на русском, и это будет по-разному. Маша думает образами и не улавливает тот момент, когда картинка в голове превращается в движение рук. Оля тоже думает образами, но сны ей снятся на жесте.

Платформы в городском понимании этого слова просто нет. Сложнее всего, конечно, на электричку забираться. «Руками, подбородком – чем угодно по ступенькам ползешь, только бы залезть, – рассказывает тетя Валя. – Повезет, если ребята в тамбуре курят – они за шкварник хватают и тянут наверх. А бабок обычно еще и сзади толкают. Ноги-то у старух на метр не поднимаются уже». Но, как правило, попытка затащить старух в электричку заканчивается «аутом»: «Бабки падают как жуки на спину и руками шевелят».

За этим подходом стоит нечто не менее ценное, чем журналистская этика: понимание, насколько для читателя в равной мере (пусть и в силу разных причин) непроницаемы и, скажем, высшие эшелоны власти, и среда дворников-мигрантов (причем первое может оказаться куда более проницаемым, чем второе).

Лена Костюченко — это отчаянная смелость, перемешанная с выдающейся способностью к сочувствию. Взрывоопасная смесь. Смесь, которая позволяет делать пронзительную, честную, извлеченную из самой гущи событий журналистику.

«Есть непонимание с мотивами… Да, чувствовал себя обиженным, ненужным. Но в этой стране мы все ненужные…»

Это мир, в котором законы, государственные и этические, не только «не существуют», — они элементарно не применимы, поскольку не соотносятся с реальностью, и люди, в свою очередь, отказываются от государства с его условной законностью и его воображаемой структурностью как за ненадобностью, — то есть, в свою очередь, they bail on the state, «сваливают» из рамок социального договора.

Активистам в то лето ломали челюсти и не только челюсти. Лена была там, Лена не пряталась, Лена лезла в пекло и иногда Лену хотелось извлечь из ада и отправить домой. Но с Леной ничего против ее воли и против велений ее совести сделать невозможно.