Петр Фоменко. Энергия заблуждения

У Фоменко есть любимые приемы, от которых ему не хотелось отказываться. Например, любит, когда на артиста падает отраженный свет. И это иногда переходит из спектакля в спектакль. На репетиции «Безумной из Шайо» он вновь захотел, чтобы свет от клавиров на пюпитрах отражался на наших лицах. Мы взмолились: «Петр Наумович, сколько можно!» – «Ну что, и идею уж проверить нельзя?» – сказал с искренней обидой.

По пути мы отодвигали преграждающие нам дорогу низко повисшие ветки кустарников, которые позванивали во льду, как стеклянные бусы, когда мы пробирались под ними к скромному надгробию, в котором было больше достоинства и простоты, чем в иных грандиозных сооружениях скульпторов

ведь я тоже не терпела суеты и презирала тщеславие.

На прощании с Петром Наумовичем 13 августа 2012 года в театре звучала безупречная классика – Бах, Рахманинов, Моцарт. Но когда раздались трели «Танго соловья» из «Деревни», сдержаться было совершенно невозможно. Как и при звуках хора из «Набукко» Верди, гимна театра, сопровождавшего каждый «домашний» праздник, в этот трагический день проводившего режиссера и создателя театра в последний путь…

Это высший режиссерский класс – нюансы, глубина, подробности, исторические ссылки, народные заговоры, песни, заклинания…

из поэмы «Возмездие»: «А мир – прекрасен, как всегда»

«Мы делали с Людмилой Максаковой и двумя нашими актерами эскиз по пьесе Маркеса „Любовная отповедь мужчине, сидящему в кресле“. Грасиэла – дама, которая хотела изменить мужу с одним человеком, безумно ее любившим. В Париже тогда был снегопад, и они шли к его гостинице. Она думала, он позовет ее подняться к нему в номер, предложит чаю, потом они полистают альбом с фотографиями… Она была ко всему готова. А он поцеловал ее и ушел. А она была готова ко всему! Наутро ей принесли огромный букет роз, не проходивший в дверь (такая дешевая мелодрама!). На вложенной в букет визитной карточке этого человека было всего два слова: „Как жаль!“ Венец банальной мелодрамы? Ан нет…»

Как они – писатели – могли это мгновение остановить! В театре иногда только проза или поэзия дает возможность остановить мгновение. Я вот в постановке «Трех сестер» испытал с Чеховым столько трудностей! Я боюсь молчания в театре. Лучшие музыканты для меня измеряются, как наш друг, дирижер Евгений Колобов, по звучанию своего пианиссимо. Он говорил: «Нет выше музыки, чем тишина». Проза дает возможность подобного молчания в театре.

Я взял «Грустный вальс» Сибелиуса и с начала до конца его «раздраконил». Все эти фрагменты звучали в самых разных сценах спектакля.

На полуострове Свияжском, где Свияга впадает в Волгу (Недавно я узнала, что Свияжск – это прообраз пушкинского острова Буяна из «Сказки о царе Салтане». – Н.К.), стояло еще со времен Ивана Грозного два монастыря, мужской и женский, а при советской власти там разместились два сумасшедших дома. Архитектор Садовский показал мне их. Со временем полуостров стал островом, при приближении на «ракете» он вставал из-под воды как град Китеж. Мы приехали «ракетой», я встретил в монастыре знакомого реставратора. На территории каждого сумасшедшего дома кругами гуляли «постояльцы». Зрелище было завораживающее. Я подумал: вот что надо снимать. Не спеша, приучая их к камере, без всякого сценария. Но для меня, тогда начинающего в телевизионном кино, это было невозможно. И вдруг туда нагрянули на трех баржах отдыхающие из соседних санаториев, с ящиками жигулевского пива. После пикника их потянуло на зрелища, и они отправились глазеть на сумасшедших. Сумасшедшие в свою очередь разглядывали их, и непонятно было, с какой стороны ограды – настоящий сумасшедший дом