Шестьдесят килограммов солнечного света

Эта первая весна в новом веке мало отличалась от тех жалких веснешек, которые раньше видели эти края

двое ребятишек – двенадцати и восьми лет, присосались к самым похабным стихам, какие вообще издавались в Исландии. «Тихо уд мой пожрала / скважина нерпячья…» – Они ни одной строфы не поняли, как ни бились, зато почувствовали, что это что-то неистовое, душецарапательное, умопотрясательное, они ощутили мощь самой поэзии.

Ее морецветные глаза были вечно мокрыми от соленой воды, голубо-мокрыми от дневного света, смотреть в них было все равно что смотреть в нутро живого моря.

Да уж, этот народ не весь из сугроба выполз, и здесь встречались люди, накопившие жирок!

В других странах для того, чтоб удовлетворить это помешательство, эту страсть к игре со смертью, существовала армия – а у нас акула

Немногие народы относятся к недотепам и неудачникам так хорошо, как исландцы, – а те наиболее щедро проявляют доброту, если какой-нибудь высокопоставленный бедолага упал низко. Тогда их снисходительность просто расцветает. Может, так сложилось из-за того, что борьба за существование у них была столь сурова, а смерть караулила за каждым бугорком

ящика комода Создателя также высыпался тончайшим слоем свежий снежок, так называемая ночная пороша. И вся земля оказалась покрыта белой скатертью при безветрии, и небесная синь отражалась в сосульках на застрехах церкви и Мадамина дома, как называлось жилище пастора.

Может, это «му» было только у него в голове? Да, конечно, корова запросто могла быть у него в голове, конечно, туда вмещалась целая корова, целый хлев, этот фьорд, эти горы, да и весь белый свет. Конечно, всему этому было место в голове у одного человека.