Правда сердца

невозмутимый мир высоко-зеленеющих деревьев,

белый, вознесенный над силлурийским обрывом, дом барона.

ясные голубые глаза

серовато-золотистого песка.

реть — не страшно. Было бы страшно, если бы я знал, что буду бояться в решительную минуту. Но этого не будет, я знаю.

Она спросила:
— Пауль, страшно идти на войну?
Пауль улыбнулся и сказал:
— Все великое страшно. Но уме

— И отчего это женщин на войну не берут! — воскликнула Лиза. — Ведь были же в древности амазонки!
— Была и у нас девица-кавалерист Дурова, — сказала Козовалова.
Анна Сергеевна с кислою усмешечкою посмотрела на Лизу и сказала:
— Она у меня патриоткой оказалась!

Воевать молодым людям не хотелось, — Бубенчиков слишком любил свою молодую и, казалось ему, ценную и прекрасную жизнь, а Козовалов не любил, чтобы что бы то ни было вокруг него становилось слишком серьезным.
Козовалов говорил уныло:
— Я уеду в Африку. Там не будет войны.
— А я во Францию, — говорил Бубенчиков, — и перейду во французское подданство.

клумбах, невозмутимый мир высоко-зеленеющих деревьев, — ясная, милая жизнь, и влитая в нее мудрая близость успокоительной, глубокой смерти, — а рядом, здесь, эта ненужная, жалкая трусость! Как странно!

Ясное небо, простодушные цветы