Реванш ситцевой кошки

зовика, тогда как с кошкой сравнился бы не всякий океанский линкор. Она могла загнать его, унизить, вытянуть из него бечевки сухожилий и ими же связать его как бычка на бойне, содрать с него шкуру, съесть язык, а потом, испуская адские вопли, утащить труп в кромешную ночную тьму. А почему бы и нет? Он это заслужил. Кошка не могла точно припомнить, что именно пес натворил, но какая разница? Он был виновен по определению, и должен был сполна расплатиться за все.
Этой ночью кошка искалечит и сожрет своего вечного соперника, как требует того древнее проклятие. Проклятие, которому ни один из монстров не может противиться, потому что ни один не помнит о нем. А в полночь на Столешницу мира вернется Эннди со своими вечными вопросами и вечной досадой. И вновь, как всег

и. Он вонзил челюсти в ее искалеченную заднюю лапу. Он трепал ее, как крысу, пока не оторвал лапу совсем.
— Что ж, твоя взяла, — еле ворочая языком, пробормотала кошка.
— То ли еще будет, — ответил пес с набитым ртом. — Ну что, давай?

закон.
Мистер Чо и акула поднялись с кровати и повели стволами в сторону двери, приглашая Т.Б. на выход. Ясно было, что сейчас его засунут в багажник машины, отвезут в какой-нибудь глухой угол, а после этого — или перед тем — прикончат. Они шагнули к нему с двух сторон, мертвой хваткой сжали две его руки и поволокли его к двери.
— Можно мне хотя бы пальто надеть? — спросил он их. Мистер Чо кивнул Дорис. Она ст

стящая чешуйка солнца, заново отполированная Прачкой, и под ее холодным безжалостным светом все опять становилось уродливым.
Вдруг Черепашка обхватил Змейку за шею.
— Шухер! — прошептал он. — Толстопузы идут!
Всю улицу перед ними перегородила толпа подвыпивших толстопузов — мягки

меня стреляют. Но сегодня это уже один раз случилось. Возможно, ты что-то об этом слышал?
— Ты уволен, — сказал Винс. — Считай, что в портфеле твое выходное пособие.
При этих словах умники-подхалимы из его свиты угодливо захихикали. Ну и остряк же этот оцелот; ему бы на радио выступать. Как отмочит что-нибудь, так только держись.
Т.Б. протянул одно из щупалец за портфелем, другим выхватил у О’Мула свой пистолет и похромал прочь по коридору. Проходя мимо уборной, он слышал, как потешается над ним камарилья Винса. Cнова дежа вю. Он присел возле стойки. Тереза дружески подтолкнула его локтем.
— Выпьешь что-нибудь, морячок?
— Не могу, крошка-мартышка. Надо бежать. Тот еще фокус, знаешь ли, если у тебя восемь ног. — Эта неуклюжая шутка подарила ему улыбку барменши.
— Эй, Тереза, а можно мне оставить кое-что у тебя за стойкой?
(Полегче, Т.Б., непринужденнее. Как будто это только что пришло тебе в голову. Десяток яиц, пакет молока, пачку «Лаки страйк» — а еще, если не сложно, присмотрите-ка за моим портфе

тановилось уродливым.
Вдруг Черепашка обхватил Змейку за шею.
— Шухер! — прошептал он. — Толстопузы идут!
Всю улицу пер

ятки неудачливых игрушек (чтобы они снова встали на ноги, потребуются месяцы лечения).
Кошка взглянула н

й раз не попадаться ей на глаза.
Когда Черепашка вернул

лся надвое. Пес раскидал половинки в разные стороны и наконец прокопал себе путь из-под руин. Отряхнув пыль с развесистых клетчатых ушей, он кубарем скатился с груды облом

дет не одна неделя, прежде чем их несчастные растерзанные тельца смогут вернуться к жизни). Но возня с пешеходами и машинами так захватила кошку, что она не услышала приближени