Он знал, что дело тут вовсе не в том, чтобы перерезать кому-то глотку или выложить на земле символ птичьими костями. Раз уж на то пошло, Адаму уже давно приходилось жертвовать всем, что у него было, и он знал, какова самая трудная, самая серьезная жертва.
Только на его собственных условиях либо никак.
Ему не было страшно.