В "Насилии и священном" Жирар предлагает теорию происхождения религии. Сводится она к следующему: главная угроза для любого человеческого сообщества — это внутренние распри. Возникают они неизбежно именно из-за постоянного подражания, переходящего в соперничество. Первобытное племя, пораженное междоусобицей, оказывается беззащитно перед всеми другими бедами: болезнями, неурожаями, нападением врагов и т. д., все эти внешние катастрофы регулярно служат метафорами катастрофы внутренней. Что могло от нее спасти, когда она происходила? По Жирару, только одно — мгновенное обращение взаимного насилия в насилие единодушное, направленное против кого-то одного, причем выбранного совершенно произвольно. Спонтанный суд Линча успокаивал страсти, возвращались мир и, следовательно, шансы выжить. Этот переход должен был казаться необъяснимым, и случайная жертва неизбежно приобретала черты главного распорядителя всей операции: она привела племя к гибели и от нее спасла. Следы этого вполне реального события, лежащего в основании всех выживших сообществ, Жирар находит в множестве мифов и ритуалов во всех частях света.
Процедура оказалась спасительной — поэтому ее надо повторять. Но при каждой опасности убивать "одного из нас" невозможно, и прежде всего потому, что это приведет к новой вспышке насилия. Где же выход? Возникает жертвоприношение, которое Жирар определяет как воспроизведение первоначального самосуда, с заменой первой — "такой же, как мы" — жертвы на существо, за которое не будут мстить, которое одновременно похоже и не похоже на нас...///
